Девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами, и сердце ее радостно билось. Она давно ждала, когда Толя, наконец, скажет о своей любви. И наконец это произошло легко и просто. Она разглядывала сейчас Толю, его волосы, растрепанные ветром, упавшие на лоб, его милое лицо, освещенное луной. Осторожно, как бы поправляя прическу, Саша нежно погладила Толину голову.
- Ну что же ты молчишь? - спросил Толя. - Скажи хоть что-нибудь на прощание.
- Что тут говорить, сам видишь, как все нехорошо получается.
- Не горюй, Сашенька, все уладится.
- Желаю тебе полной удачи, - проговорила Саша дрогнувшим голосом. - Я буду ждать вас всех, а тебя в особенности. Знай, что я рядом с тобой и всю жизнь буду рядом.
Он взял ее за плечи, крепко прижал к груди.
- Пора, Толя, иди, а то потеряешь ребят.
Вернувшись в шалаш, Саша принялась стирать белье разведчиков. За работой она мечтала, вспоминала все, что произошло за день. Теперь она знала, что Толя ее любит, ведь он прямо сказал ей об этом. Она перебирала в памяти его привычки, представляла себе его лицо, походку.
Толя всегда спал на спине, подложив под голову руки, хотя Саша и сделала ему небольшую подушку из мягкого сена.
Проснувшись утром, он обязательно брился, хотя иногда этого и не нужно было делать. Он ходил бесшумно, мягко. Лицо его чаще всего было озабоченным, но при виде Саши он радостно улыбался. Без него Саша чувствовала себя одинокой. С появлением Толи все менялось: ее жизнь наполнялась счастьем, ей ничего не было страшно.
Прошло несколько часов. В шалаше ровно горел огонек. Саша давно выстирала белье и теперь чинила чью-то куртку.
Открылась дверь шалаша, и вошел Илюхин. Он был угрюм и, не раздеваясь, лег на нары лицом к стене.
- Случилось что-то? - тихо спросила девушка.
- Нет, все хорошо, Сашенька. Я просто устал, - не поворачиваясь, ответил Илюхин. - Ребята вернулись с задания, я встретил их по дороге. Они здесь у шалаша, остались покурить.
Саша взяла таз с мокрым бельем и вышла на воздух. Было тихо-тихо. Девушка натянула между деревьями веревку, развесила белье и хотела возвращаться в шалаш, когда до ее слуха донесся чей-то разговор. Она отчетливо услышала свое имя. Разведчики говорили о ней. Незаметно Саша подошла к ним, прислушалась. Они сидели один возле другого на сваленном бурей дереве, и только Анатолий стоял, прислонившись спиной к сосне.
- Ну что тут плохого, что я полюбил Сашу? - спокойно спрашивал Анатолий. - Ну что? Почему вы решили, что наша любовь помешает работе?
- Разведчик на таком боевом задании не должен влюбляться, - резко сказал Алексей Щукин.
- А по-моему, разведчик и на ответственном задании может любить, - перебил его Ваня Анненко. - Может! Но только он не должен этого никому показывать и говорить об этом, даже любимой девушке. Никто о его любви не должен знать.
- В общем, все ясно, не маленькие. Фашисты под носом. Каждую минуту нас подстерегает опасность, - продолжал с прежней твердостью Алексей, - тебе Родина оказала доверие, дала в руки оружие. Любить сейчас - это значит изменить товарищам, изменить делу! Какие теперь будут из вас разведчики, сам подумай. Я считаю, Саша не может больше находиться с нами, мы должны ее отправить к партизанам.
- Правильно, - поддержали Щукина несколько человек.
Саша поняла, что ей сейчас, сию минуту нужно что-то сделать, что-то сказать. Она вышла из своего укрытия. Разведчики замолчали от неожиданности, кто-то поднялся.
- Я все слышала. Да, я люблю Толю. Я давно его люблю, но никогда и никому не говорила об этом. Я понимаю, что сейчас наша любовь действительно некстати и может, как вы говорите, помешать делу, ради которого мы находимся здесь.
Саша остановилась, думая, что же сказать дальше, и долго не могла найти нужные слова.
- Я обещаю вам, - собравшись с мыслями, волнуясь, продолжала она. - Я отказываюсь от Толи, от его любви, пока не кончится война. Толя сделает то же, мы даем вам слово. Но к партизанам я не пойду, останусь с вами,
И она заплакала. Все молчали. Саша повернулась и медленно пошла к шалашу. Ей было мучительно больно за себя, за Толю, за их любовь…
«Ребята поступили правильно, - думала девушка. - Не они, а проклятые враги, навязавшие нам войну, отнимают от сердца мою любовь, мое счастье!»
Илюхин сидел на нарах и считал ручные гранаты и патроны. Саша поставила на стол большую, отбитую по краям, эмалированную миску с пшенной кашей, разрезала хлеб на девять равных кусочков и разложила ложки. Один за другим в шалаш вошли разведчики. Последним, нахмурившись, вошел Толя. За стол сели молча и молча принялись за еду. После ужина сразу легли спать, будто ничего не произошло. Все быстро уснули. Уснул и Толя.
Убирая со стола, Саша слышала его ровное дыхание. «Спи! Спи спокойно, родной ты мой! Лишь бы ты был рядом. Лишь бы я видела тебя».
Саша укрылась телогрейкой, свернувшись клубочком, но не могла уснуть, думала о Толе, о товарищах. «Я должна обращаться со всеми одинаково ласково, - решила она, - тогда никаких ссор не будет».
…С каждым днем обстановка в лесу усложнялась. Гитлеровцы активизировали свои действия. Почти ежедневно между ними и партизанами происходили стычки. Продукты у разведчиков кончились, добыть их было почти невозможно, и Саша варила теперь какие-то травы вместе с горстью овсянки.
Под вечер к разведчикам пришел командир партизанского отряда Мозговой и сообщил им радостную весть:
- Бондаренко благополучно прибыл в штаб армии и скоро вернется обратно, об этом только что получена радиограмма.
Разведчики обрадовались: значит, скоро вновь можно приступать к самостоятельным действиям.
Для изучения обстановки в район прежнего базирования у Бурульчи близ Тереклы-Шейх-Эли по приказу Илюхина направились Добровольский, Щукин, Вуколов и братья Никитюки. Им была также поставлена задача выяснить, кто остался в поселке из местных патриотов, помогавших разведчикам, и проверить, уцелели ли продукты, спрятанные на участке Никитюка.
Всю ночь группа Добровольского шла по глубокому снегу, обходя населенные пункты, и к рассвету подошла к поселку Тереклечи. Мороз крепчал. Окоченевшие и утомленные, разведчики решили остановиться на отдых в доме Дмитрия Никитюка.
Открыли забитый дом, затопили печку. В погребе Дмитрий нашел картошку, капусту и сало, зарытые в землю.
После ужина легли спать. Добровольский лег на печи и вскоре, согревшись от ровного тепла кирпичей, крепко уснул. Уснул и Вуколов, накрывшись с головой хозяйским полушубком, уснули и братья Никитюки. Не спал лишь Алексей Щукин - он охранял разведчиков.
А в это время предатель, заметивший, как они проходили поселком, сообщил в жандармерию. На рассвете в поселок прибыли каратели и первым обыскали дом Потапкиных и соседний дом. Как только они ушли в другие дома, Лина Потапкина, рискуя жизнью, незаметно пробежала свой двор и тихонько постучала в окошко к Никитюкам, предупредив об опасности.
Разведчики выбежали из комнаты, через сени поднялись на чердак, залегли за бровку печной трубы и приготовились к бою.
Вскоре раздался стук в дверь. Разведчики молчали. Каратели взломали дверь и ворвались в дом, где перевернули все вверх дном: подняли каждую половицу, простучали стены и потолок, проверили дымоход, рассыпали в сенях сложенные початки кукурузы, но ничего не нашли.
Здоровенный эсэсовец медленно и осторожно поднялся по лестнице на чердак и заорал во все горло:
- Кто здесь? Вылезай! - Ответа не последовало.
Он огляделся по сторонам: справа чердак завален соломой, прямо - печная труба, слева - сложенный в кучу табак и хворост. Между ними гитлеровец увидел небольшое отверстие, через которое разведчики могли уйти к Ченгравской балке.
Судя по всему, и другие фашисты поверили, что разведчики уже ушли из дома. Это чувствовалось и по характеру обыска. Он проводился только несколькими гитлеровцами, а остальные сидели на улице в машинах.