А вот для декабристов понятие «свобода» заключалась в устранении или ограничении самодержавия. Человек из того же светского общества, не включенный в субкультуру, мог бы возразить: а на кой мне это надо? Мне и при царе-батюшке неплохо. А вот свой, слушая стихи, где говорится о свободе, все понимает. И делает правильные, с точки зрения «союзников», выводы.
«Тиран». В первоначальном смысле это слово означает правителя древнегреческого полиса (города-государства), который захватил власть, не имея на это других оснований, кроме грубой силы. Понятное, дело, что подобный узурпатор редко отличался гуманными методами правления. Отсюда и распространенное значение слова – жестокий правитель.
Александр I, конечно, пришел к власти при помощи государственного переворота, сопровождавшегося отцеубийством. Что было, то было. Но, как ни крути, он был законный наследник. Да и особой жестокостью его правление не отличалось. Да, было всякое, в том числе печально известные военные поселения. Но по сравнению с матушкой-Екатериной он был истинным гуманистом. Не говоря уже о Петре Великом, на которого декабристы разве что не молились. А вот в терминологии декабристов Александр стал «тираном». Почему? А так. Планы по насильственному изменению существующего строя надо ведь обосновывать не только с политической, но и с морально-этической, и с литературной точки зрения.
Забавно, что, строго говоря, тираном был Наполеон, от которого не все, но многие декабристы были без ума. К примеру, такие разные люди, как Пестель и Муравьев, откровенно «косили» под французского императора.
Тут можно привести еще один забавный эпизод. В оде Пушкина «Вольность» есть строки:
Как следует из предыдущей строфы, да и из всего смысла стихотворения, поэт имел в виду Наполеона. А вот декабристы этого упорно не желали замечать и с восторгом цитировали это произведение. Что, кстати, вслед за ними делали те советские исследователи, которым очень хотелось «пристегнуть» Пушкина к революционерам.
Почему я так долго рассуждаю о проблеме субкультуры? Без нее многое в дальнейшем не очень понятно. Субкультура имеет свои законы. У людей, вовлеченных в нее, меняется система ценностей. Все свои – здесь. А вне – чужие, с которыми разговаривать не о чем. В результате человек начинает жить по законам этого мирка, все реже и реже задумываясь: а правильно ли он поступает.
В случае с декабристами дело усугублялось тем, что это была очень «семейная» революционная среда. Кто-то из семьи, внедрившись в нее, тащил туда же своих младших братьев. Тогда семейные связи были крепче. (Впрочем, и теперь люди часто ввязываются в разные сомнительные дела, подчиняясь авторитету старшего брательника.) Это хорошо видно по следственным делам декабристов. Один из родственников – серьезный деятель, другой (или другие) – крутятся рядом. Вот, к примеру, братья Кюхельбекеры. Старший, Вильгельм (друг Пушкина), – активный участник восстания на Сенатской площади, пытавшийся убить великого князя Михаила Павловича. Младший, Михаил, явившись на площадь, понял, во что вляпался, и уговаривал солдат разойтись. Но свою «пятерку» получил. Примерно то же – с братьями Бестужевыми. Трое из них были вполне убежденные бунтари. А вот четвертого, самого младшего, затащили за компанию. Он тоже на площади осознал, что угодил куда-то не туда. Потому-то один из всех не поехал на каторгу, а был отправлен в «горячую» точку – на Кавказ.
У субкультуры есть еще одна особенность. Раскрутившись, она начинает жить по собственным законам, вне зависимости от желания тех, кто стоял у ее истоков. Именно это можно наблюдать и на примере декабристов. Значительная часть членов (в том числе и основателей) Союза благоденствия впоследствии отошла от своих юношеских увлечений. Они благополучно перешли в категорию тех самых «обычных людей», которых так презирали. Но на их место пришли другие. И еще: если у истоков стояли своеобразные, но все же приличные люди, то потом рядами и колоннами повалила откровенная сволочь… Да и из стариков остались, прямо скажем, весьма мрачные личности.
Честно говоря, если уж проводить исторические параллели, то можно уверенно сказать: декабристы более всего напоминают не французских якобинцев и уж тем более не русских большевиков. А… советских диссидентов. Точнее, если говорить о времени Союза благоденствия, – элитную московскую фрондирующую интеллигенцию. Недаром эти граждане так любили декабрьских мятежников. Нутром чуяли своих.