— Что тебе, Зоечка? — раздалось, разумеется, вовсе и не из кухни.
Злата подпрыгнула, будто от испуга, быстро оглянулась и облегчённо заулыбалась, глядя в напряжённое лицо поварихи:
— А, вот вы где! А я вас потеряла! — голос радостный, наивный-наивный, главное, не переборщить, не вызвать подозрений. — Простите меня, пожалуйста, я ужасный водохлёб, по ночам привыкла пить. Можно мне чашечку водички налить?
— Ой, да конечно! Да зачем водички? Иди я тебе киселька налью, — явное облегчение, которое испытала повариха, не укрылось от опытного глаза отважной разведчицы, и она засияла ещё жизнерадостнее. Кисель она терпеть не могла с садовского детства, но, не желая обидеть пренебрежением дружественную пока представительницу враждебного лагеря, мужественно кивнула:
— С удовольствием!
— Да ты пей, пей! Я тебе ещё налью, свеженький кисель, только вечером сварила.
Злата с вымученной улыбкой уставилась в чашку. Полное ощущение, что ей пять лет и она в детском садике. Садик она любила, а вот кисель — нет. Но с отчаяньем отхлебнула, проглотила и, старательно изображая блаженство, зажмурилась:
— Вот спасибо!
Повариха подвоха не заметила и довольно покивала:
— Вкусно, знаю! — она поставила в раковину грязную посуду, которую принесла из подвала и старательно прятала за юбкой. Видно было, что совсем успокоилась. Потом порылась в кармане фартука, вытащила ключ и повесила на крючок прямо у косяка. Злата замерла: неужели так просто? Да тот ли? Краем глаза глянула. Красный брелок в виде мячика. Точно! Тот самый! Только бы повезло, и кухню не закрыли. Тогда всё получится. Она благодарно приняла от поварихи полную чашку фирменного киселя, пожелала той спокойной ночи и пошла в комнату.
Не успела она поставить чашку с добытым ненужным киселём на тумбочку и выдохнуть, снова услышала шаги. Теперь повариха направилась наверх, кормить Алину. Скоро она спустилась, быстро помыла посуду, оставив дверь нараспашку. Злата, опять замерев у приоткрытой двери, слышала, как льётся вода и гремят тарелки. Отойти не могла, потому что опасалась упустить повариху и не узнать, где же та ночует. Потом вдруг подумала, что Татьяна Викторовна, хотя вроде бы и успокоившаяся на её счёт, может всё-таки новенькую проверить. Злата лихорадочно сорвала одежду, повесила её на стул и забралась под тоненькое одеяло. Свет она, занятая напряжённой разведывательной деятельностью, так и не включила.
Догадка её оказалась верной. Скоро дверная ручка негромко щёлкнула, и из коридора в образовавшуюся щель проник свет. Злата ровно дышала, уткнувшись носом в подушку. Повариха недолго постояла, плотно прикрыла дверь и ушла. Полуголая разведчица вскочила, через голову натянула юбку, радуясь, что выбрала довольно свободно сидящую, да ещё и на резинке. Блузку, кляня нелёгкую шпионскую долю, она напяливала уже на бегу.
Босиком выскочив в коридор, Злата в ужасе огляделась. Ни у кухни, ни у входа в подвал поварихи не было. Разведчица, чувствуя близость провала, кинулась на лестницу и прислушалась — тишина. Шаги затихали где-то в другом месте. Она растерялась, повернулась обратно к кухне и тут вспомнила о двери, которая вела в холл, к выходу. Выглянула туда и точно — Татьяна Викторовна в дальнем конце большого холла поворачивала в такой же коридор, ведущий вглубь другого дома. Освещение уже везде было погашено, но вполне хватало и неверного сумеречного освещения, проникавшего с улицы.
Разведчица, почти не дыша от страха, перебежала холл и заглянула в дальний коридор. И, к счастью, ещё успела увидеть, как повариха зашла в одну из комнат и захлопнула дверь. Оставалось надеяться, что именно это и есть её спальня.
Злата постояла в коридоре минут пятнадцать. Через дверь (здесь они были не такими основательными, как в подвале) слышала тяжёлые шаги поварихи, звуки льющейся воды — видимо, в этих помещениях были и ванные с туалетами. Похоже, всё-таки Татьяна Викторовна собиралась спать.
Злата уже было решила уходить, как вдруг уловила пиканье кнопок телефона. Буквально через минуту повариха заговорила. Голос её был резок, интонации утратили преувеличенную ласковость. Злата понимала, что, кроме Татьяны Викторовны говорить некому, но всё же с трудом узнавала.
— Это я. У нас всё нормально… Ревела. Сейчас, вроде, успокоилась… Ещё благодарить будет, бестолочь…. Ой, да было бы что беречь? Всё равно бы с каким-нибудь прыщавым подростком вскоре спуталась бы. А тут такая честь, такая удача…
Это она об Алине, — поняла Злата и передёрнула плечами от омерзения. Да уж, удача… Тем временем разговор продолжался: