Цапля упал на колени и стал растирать слезы на вспухшем от побоев лице:
– Христом Господом клянусь, не знаю я, не знаю! Пощадите, ваше благородие, грех на себя берете…
– Ладно, – смягчился сыщик. – Скажи, как нам товарища твоего поймать. Который под левую лопатку бьет.
Ротник[30], не вставая с колен, сообщил:
– В Жандармских оврагах он прячется.
– Где именно? В чьем доме и есть ли у него при себе документы?
Цапля начал вспоминать:
– Бумаги кое-какие имеет, но так себе… Свидетельство о зачислении в ополчение и еще другое свидетельство – о вступлении в супружество. Оба на фамилию Петров… кажется.
– Точно Петров? Может, Сидоров?
– Петров, вспомнил, как есть Петров. Колька его в Ковалихинском овраге раздел, еще зимой. Полушубок снял, из ордынских овчин, крытый черным сукном, и бумаги отнял. А паспорта не было, и ходит Колька без паспорта.
Лыков сразу вспомнил этот случай:
– В конце декабря? Так вот кто его совершил… Значит, в Жандармских оврагах прячется. А у кого?
Цапля опять зачесал затылок:
– К бабе он пристроился, имя у нее такое странное: Нектария. Фамилию не знаю и дом не знаю. Был там один раз ночью. В оврагах тех черт ногу сломит.
Больше ничего важного арестованный не сообщил и был отправлен в Первый корпус, на Острожную площадь. А Лыков пошел докладывать шефу.
Жандармские овраги – местность справа от Гребешка, если смотреть с реки. Собственно овраг один, но он имеет четыре больших отрога, которые врезаются в высокий окский берег. Название свое расщелина получила от жандармского эскадрона, который тридцать лет назад стоял над ней. Казарма, конюшня, огороды – ничего этого больше не было, но название осталось. В последние годы верх местности начал заселяться. Управа спроектировала там несколько улиц: Малая и Большая Перекрестные, Дальняя, Воскресенская, Архангельская, Третья Ямская. На них селились обыватели средней руки. Однако по неведомым причинам место облюбовали также и мазурики. Оно получило название Бугры и печально прославилось публичными домами и воровскими притонами.
Но самая клоака находилась внизу. По склонам оврага и на его дне скучилось более трехсот незатейливых хибар! В них проживало до двух тысяч человек. Все дома были возведены незаконно, без разрешения властей, а значит, без строительного надзора и соблюдения санитарных норм. Там и строить-то нельзя! Крутые склоны грозили оползнями. Но люди селились, не обращая внимания на опасность. Русский «авось» торжествовал. Картина сложилась дикая: узкие кривые переулки, ямы, помойки, землянки и дощатые балаганы… Обитатели оврага, люди небогатые, были при всем при том обычными рабочими с соседних заводов. Внизу располагались мельницы Башкирова и Дегтярева, пивные заводы Барабатенко и Булычева, амбары графов Шуваловых, князя Голицина, графа Строганова, княгини Абамелек-Лазаревой. Другие бедолаги ходили через весь город на кирпичные заводы или бойни. Трудовой люд, далекий от легких денег воров и налетчиков, тем не менее охотно их привечал. И селил без прописки за сороковку в день… Как найти в таких джунглях лихого человека? Ежели между аборигенами существовал негласный уговор – фартовых не выдавать…
У Благово был ответ на этот вопрос. Наверху к кромке обрыва подходила новая улица, которая так и называлась: Большие Овраги. От нее вниз шла крутая тропинка. В полугоре она упиралась в ровное место, на котором притулилась единственная в расщелине чайная. В нее стекалось все окрестное население. И не просто так: тамошний хозяин подавал в чайниках вместо кипятка водку. Еще он занимался незаконной варкой мыла и скупал краденое. Звали жулика Иван Суседов. Когда он в очередной раз попался, Павел Афанасьевич его завербовал. И псевдоним придумал подходящий: теперь агент Мыловар осведомлял сыскную полицию о том, что происходило в закрытом для посторонних глаз овраге.
Петр Форосков, не снимая грязных лохмотьев, отправился в чайную и передал хозяину приказ: в одиннадцать вечера прийти на явочную квартиру в Крутиковской улице. Там Суседова ждали двое: начальник отделения с помощником. Лыков сразу взял быка за рога:
– Скажи, Иван, кто из баб в вашем овраге носит имя Нектария? Много таких?
– Одна токмо и есть, вдова Нектария Семенова.
– Что за фигура?
– Да не сказать, чтобы фигура, – хмыкнул блатер-каин. – Толста – это точно. Но ничем другим не примечательна. По кой ляд она вам сдалась, господа сыщики?
– А чем Нектария зарабатывает?
– Живет от себя[31].
Тут заговорил статский советник: