Слова прозвучали. Я смотрела на него горящими глазами, и его глаза были как два горьких полночных озера, – видимо, мои слова печалили его душу, но сердце его… Оно говорило само за себя, билось, как птица в силках. Рвалось ко мне, – как и мое к нему.
– Что ты такое говоришь, Кветушка, – он провел рукой по моей щеке. – Зачем тебе минута, если у нас впереди целая жизнь? Моя невеста – ты, а я твой жених. Семья смирится, а слухи – что слухи? Одним больше, одним меньше, так пусть хоть один для разнообразия окажется правдивым. Знаешь, если мы прямо отсюда отправимся в церковь, и я попрошу отца Шимона нас обвенчать, – он не ослушается, даже если это будет просьба, а не приказ…
– Господи, да если вы меня попросите, я никуда от вас не денусь даже без всякого венчания! Посватаются – скажу: барин не отпустил…
– И вправду не отпущу, – он улыбнулся и привлек меня к себе, нежно провел рукой по волосам.
Дождь шумел по кронам, где-то вдали прогремел, затихая, гром.
– Не отпускайте, – согласно прошептала я. – Держите крепче…
Теперь мои губы говорили не его губам – его сердцу. Распахнутый по жаре ворот, нежная кожа, бьющаяся жилка под ней, к которой я приникла устами, целуя раз и другой… Я отстранилась, посмотрела ему в глаза. Провела руками по своей мокрой рубахе, натягивая ее на груди – почти до прозрачности. Потянула завязку на вороте.
– Я красивая? – мой шепот был жарче огня. – Я вам нравлюсь?
– Ты богиня, - ответил он. – И ты совсем еще дитя…
Он опустился передо мной на колени, прижал к губам мою руку, – глядя вниз, отводя от себя соблазн. Что ж, я тоже не теряла времени даром: свободной рукой сволокла свою рубаху с плеча, потом с другого, потянула вниз… Мой любимый очнулся от прикосновения мокрой ткани к волосам, вскинул на меня глаза, вмиг ставшие отчаянными и восхищенными. Я стянула рубаху вместе с юбкой к ногам, скомкала, вышагивая из них.
– Смелее, мой рыцарь, – мой голос срывался, а сердце птицей пело в груди. – Смелее…
Глава 25. КОГО ЛЮБЛЮ
Так пускай же расходятся наши пути, –
Есть огонь, что сильней страшной ночи Эреба:
Если вечность взрывается в смертной груди,
Рыцарь сердца становится рыцарем неба.
(Сергей Калугин, «Рыцари неба»)
Со своего места мне почему-то лучше всего была видна туфля – крепкая, но поношенная, с широким каблуком и латунной пряжкой. Она стояла на самом краю тени, что давала крона дуба, и была до краев, словно чаша, наполнена дождевой водой, – а с листьев в нее продолжали падать редкие капли. Рядом, почти впритык валялся мой башмак – обычный крепик из свиной кожи, совсем размокший, дальше чулок, юбка, моя рубаха, его камзол… Дальше были видны две босые ноги – обе правые, расслаблено вытянутые на траве, прижатые друг к другу.
В следующий миг моя душа, только что побывавшая в небе, скользнула обратно в тело, и все, что казалось странно разрозненным, сложилось вместе: память, зрение, слух, время, что вновь вернулось в свое русло, пространство, единой частью которого мы стали. Мы замерли в этом чудесном мгновении, когда мой милый обнимал меня, моя голова уютно устроилась на его теплом плече, а его щека и губы касались моих волос.
Приходя в себя и пытаясь вернуть себе власть над телом, я согнула ногу в колене, тихонько провела подошвой по его ступне и голени. Легкая немудрящая ласка, чтобы почувствовать его тепло и силу, и нежность, и биение крови, что уже перестала кипеть в жилах, но может мигом вскипеть опять.
Я села и зябко повела плечами. Как всегда после ливня, стал потихоньку наседать гнус, и я привычно пробормотала заговор, очерчивая перед нами незримый полукруг. Дождь еще моросил, хотя под вымокшую насквозь крону дуба больше не лез. Начинало туманить.
– Тебе холодно? – мой любимый сел рядом, обхватил за плечи теплой сильной рукой.
– Согрейте, – улыбнулась я, поворачиваясь к нему. – Вы – мой огонь…
Молодой граф заметно смутился, а я тихонько рассмеялась, поднялась на ноги, обошла его, опустилась на колени, обняв со спины. Поцеловала его плечи, а потом чуть ниже, где проступали сквозь белоснежную кожу плоские кости лопаток.