Я опустила глаза. Старик просто говорил – тихо, вовсе не меняясь в лице, но, видимо, в речах его было столько убеждения, восхищения и какой-то обреченности, что замерший поодаль бедняга Карел непроизвольно сжал кулаки.
– Тогда ты казалась мне подросшим волчонком, – с нескрываемой нежностью продолжил вершитель, – бесхитростным, отважным, готовым кусать врагов и защищать друзей. Когда-то я сам был таким щенком – недолго… Жизнь умеет обламывать. И вот – та же восторженная, сумасшедшая щенячья преданность, чистота помыслов и радость бытия – в девушке, которая выглядела как воплощение моей мечты. Сильной и высокой, словно парень, и удивительно красивой девушке… Потом, уже зимой, вы с наставницей явились на сборище нашей шайки головорезов, и ты стояла посреди этой толпы недобрых, отчаянных и делано хладнокровных мужчин – и смотрела все с тем же открытым интересом, все тем же ясным невинным взором. Я видел в тебе свет, и надежду, и любовь. Много-много любви, бесконечную жажду, целый родник, из которого бьет свет и огонь. Ты когда-нибудь видела вулкан?.. Впрочем, не важно… Я замечал, как ты смущаешься в открытом бальном платье, но стараешься не показать вида. Как непривычны твоим ногам каблуки и твоим рукам веер. Какая у тебя гордая шея: ее не закрывал воротник мундира, и коса на сей раз была подобрана кверху. Какие у тебя прекрасные плечи – белоснежный живой мрамор с крупинками золота. Как перекатываются мышцы под этой атласной кожей, – ты могла уронить каждого второго из присутствовавших одним движением. А я смотрел – и снова представлял тебя в мундире. И без мундира. И вообще безо всего. Не злись, я говорю, как есть… Понимал, что на старости лет пропал так, как не пропадал давненько. Нет, я взял тебя в ученицы вовсе не поэтому. Не потому, что надеялся – я НЕ надеялся, куда мне. Наверно, из какого-то протеста против себя. Из желания муки. Из насмешки над собой, старым дурнем. Да что там, я отверг бы тебя, даже если бы ты сама пришла ко мне. Я не пытался тебя заполучить и не завидовал твоим юнцам – просто учил тебя, чему мог – и смотрел… Смотреть-то мне не запрещал никто – ни Бог, ни дьявол, ни чья-либо честь. А ты шла своим путем, разматывая клубок, и пыталась что-то сплести для себя, а выходило плохо, потому что ты вечно зевала по сторонам…
Вершитель вздохнул. Я молчала, – впрочем, ему и не нужны были мои ответы. Он любовался мной и открывал мне свою душу.
– И вот теперь, когда узлы в твоей жизни завязались в какую-то страшную удавку, – я решил помочь тебе. Просто помочь. И заодно, чего греха таить, снова взглянуть на тебя. Я вижу, ты уже не та невинная девочка – не щенок, нет, теперь ты молодая волчица, которая считает себя бог весть каким опытным зверем, но в глубине души – все то же отважное и восторженное дитя. Ты успела повоевать и увидеть жизнь с разных сторон, ты даже удостоила чести одного из твоих юношей и родила ему ребенка. Ты так же следуешь своим путем, становишься менее наивной, звучишь не так резко, – но более основательно. Сейчас твоя жизнь похожа на середину лета – яркую и щедрую, с обжигающим солнцем, сумасшедшей луной и цветущими травами. Когда-то дойдешь до осени и соберешь урожай своих деяний, и лишь в свою зиму, возможно, ты вспомнишь меня. Я молю высшие силы, чтобы в ту пору рядом с тобой был кто-то, кому можешь доверять. Тот, с кем можно залечь сначала в одну нору, а потом в одну могилу. Не я, что ты… Кто-то из них, этих юнцов, в которых ты запуталась, – и я даже не знаю, на кого из них делать ставку.
Я пожала плечами: что же, он прав, я смогла запутаться так, что самой не распутать.
– О твоем глупом муже не стоит и говорить, – нет, старый дракон не гневался, в голосе его звучало скорее, сожаление. – Кого он пытается переломить своей дурацкой ревностью? Тебя, вершительницу? У меня для него плохие новости… Из-за его дури ты рожала почти на линии фронта и моталась с ребенком в фургоне вслед за войском, – но ты все равно победила, и это очевидно даже для такого, как он. Теперь он либо найдет в себе достаточно ума принять все, как есть, либо исчезнет из твоей жизни… А твой провидец, твоя вечная жажда, именем которого ты вершила? Он знал тебя всю жизнь, – но выбрал, тем не менее, другую… Стой, я знаю все. Основополагающая легенда мира, путь предназначения… Дорогая моя девочка, ты всегда играешь по-крупному: если уж любить, – то короля, даже больше – легенду. Только если бы мне выпал шанс оказаться на его месте, я разрушил бы эту легенду и сложил заново, – так, чтобы она была о тебе...