***
Я вошла в зал, опираясь на руку моего старого учителя, – и множество заинтересованных взглядов буквально впились в нас. Довольное лицо и хищная улыбка старого дракона, наши соприкасающиеся локти. Мое лицо и прическа, благородное, но довольно строгое темно-синее платье, очертания фигуры... хорошо, хоть живота пока не видно. «Сшито по лекалам того, первого, – всего несколько часов назад госпожа Ванда улыбалась, разглядывая меня в новом наряде. – Я ведь знала, что ты рано или поздно появишься здесь, а с платьями у тебя вечно плохо, потому позаботилась заранее. Более закрытое, не для бала; чуть распустить в талии, – и будет идеально. Да, ты можешь вовсе не появляться на балу, но проявить неуважение к вершителям… На твоем месте я бы не стала этого делать»…
Как и на том, давнем, сборище магов-вершителей, на котором я однажды побывала с госпожой провидицей, никакого единодушия в беседах и занятиях здесь не наблюдалось. Каждый делал что хотел – пил, играл в карты, вел неторопливую беседу или жаркий спор с собратьями. Далеко не все отвлеклись от своих занятий при нашем появлении, – но те, кто отвлекся, смотрели без малейшей тени одобрения: холодно, оценивающе, порой – презрительно или даже издевательски.
– Сен-Жорж и его прелестная ученица! – первым голос подал запомнившийся мне с прошлого раза седой старик с ярко-синими глазами. – Вы ничего не перепутали? Княжеский бал проходит за другой дверью.
– Мы только что оттуда, – и там чертовски скучно, – парировал мой учитель, хотя на балу мы вовсе не были.
– Вот как? – не унимался старик. – Думаю, все дело в том, что на вас там все оборачивались. Потому как губа у тебя не дура, старый пират. Говорят, эта мадемуазель была твоей любовницей в Сен-Мало?
Я на миг зажмурилась, ожидая ругани, вызова на дуэль, лязга оружия…
– Если ты склонен рассматривать ученичество именно в таком контексте, то мне заранее жаль твоих учеников, – с холодной улыбкой бросил дракон.
Несколько человек поблизости громко рассмеялись, старик оскорбленно замолчал.
Чуть поодаль явно шла какая-то дискуссия: возле составленных столов собралась небольшая толпа, в центре которой, оживленно размахивая руками, что-то с жаром говорил невысокий богато одетый мужчина лет пятидесяти. Кто-то возражал ему, кто-то слушал с явным одобрением. Поскольку господин магистр находился среди этой компании, мой наставник решительно повел меня туда.
– Брось стесняться, Флоранс, – тихо сказал он мне на ходу. – Фехтуй словами, осаживай наглецов. Резкая и надменная дама имеет шанс сойти тут за свою, скромница – точно нет.
Старый вершитель почтительно поклонился магистру, я присела в придворном реверансе.
– И как же вы оцениваете итоги этой войны, господа? – театрально разводя руками, вещал меж тем господин, находящийся в центре внимания. – Ждать от нее больше нечего, а что она нам дала, помимо истощения сил? Мы выступили на стороне слабых бездарей, хотя могли бы быть с сильными. А теперь пусть кто-то объяснит мне, в чем состоит честь такого поступка…
Раздалось несколько одобрительных возгласов.
– Вероятно, кто-то скажет, что, поступив так, а не иначе, Орден свел к минимуму негативные последствия для будущего? – продолжил этот человек и сделал шаг вперед, тяжело опираясь на трость. – Но кто его видел, это будущее? Провидцы? Горстка господ со странностями: их одолевают видения, и они сами говорят, что будущее вмещает в себя множество вариантов, и мы выбираем лишь один из них, – да и то не окончательно. Они всевидящи? Всеведающи? Почем им знать, какой путь окажется гуманнее, а какой нет, если гуманизм – всего лишь вопрос личных впечатлений и естественное следствие воспоминаний о страданиях, которые знакомы по собственному опыту*, либо по опыту близких?
Я бросила обеспокоенный взгляд на наставника, потом на магистра, но ни один из них не взялся прерывать крамольные рассуждения: Сен-Жорж смотрел вполне безмятежно и слушал с любопытством, в спокойном взгляде господина Маркуса, устремленном на оратора, явно читалось: «Пожалуй, позволю ему самому себя утопить».