Я проснулась от голоса Порпорины, которая нынче ночевала у костра вместе с детишками. Дрова почти прогорели, зато луна висела прямо над поляной и костровищем, заливая все вокруг ярким – хоть книгу читай – серебристым светом.
– Боже, яви Свою милость, как Ты являл её не раз в защите взывающих к тебе! – певунья встала на колени и подняла лицо к небу. В лунном свете на ее щеках блестели дорожки слез. – Не покинь Своим зорким оком лучшего из сынов Твоих, стремящегося соединиться с семьёй. О, супруг мой! Бог милосерден, что Он доказывал нам не раз. Но если вдруг от горя и печали разум твой пошатнётся, и ты забудешь прошлое, мне хватит сил вынести это. Только живи, только спасись! Только вернись живым. Если ты будешь счастлив, то буду счастлива и я…
– Сдурела, Утеха? – проворчала я, протирая глаза. – Свой разум куриный побереги! У господина-то, в отличие от некоторых, с умом и с памятью всегда полный порядок…
Розичка, спавшая подле нас с Магдой, проснулась и бросилась к матери, опустилась на колени рядом с нею и молитвенно сложила ручки – чисто ангелок.
– Души твоих детей взывают к твоей душе! – продолжила певунья, бросив взгляд на дочь. – Они молятся о тебе и днём, и при свете звёзд. Они взывают к Николо-Чудотворцу, чтобы твой путь до порта и через беспокойные воды Ла-Манша был светел и тих…
Малыш Христиан, умаявшийся за день и вымотавший всю душу своей матери перед тем, как заснуть, сел на расстеленном плаще и попытался неуверенно захныкать, но быстро передумал, неожиданно проникнувшись серьезностью момента.
– Повторяйте, дети, за вашей матерью, – продолжила цыганочка. – Да донесут до Всевышнего эти слова уста ангелов... Розита, начинай гимн Богоматери-утешительнице. Папа слышит нас. Это придаст ему сил. Сейчас ему преграждают дорогу к нам серьёзные опасности, но наша любовь победит все препятствия и поможет справиться с трудностями, поджидающими путешественников, – в лихорадочном порыве Порпорина схватила гитару, нежно провела ладонью по вензелю «A.R.» на грифе, взяла первые аккорды и, задавая тон к старинному испанскому духовному стиху «О Consuelo de mi alma», слила свой голос с чистым и верным нежным детским голоском.
– Дочь синьоры – маленький ангел, – восторженно прошептал за моей спиной Готлиб. – Ее голосок нежнее райских арф, а у ее души такие же крылья, как у души ее матери!
– Зато сынок – тот еще чертенок, – ответила ему Магда.
Хмуро поглядев на этот балаган, я пожала плечами и снова улеглась, поплотнее заворачиваясь в плащ. Сил моих больше нет, Господи. Угораздило же тебя, свет мой, жениться на такой вот дуре!..
Закрыв глаза, я снова провалилась в сон о прошлом. В сон-воспоминание.
***
Вершители, а было их человек двадцать или чуть больше, делали сразу все то, о чем упомянула госпожа Ванда. Вели деловые разговоры, делясь опытом: кто-то просто беседовал – по двое, по трое, какие-то два приятеля за отдельным столом, также переговариваясь, быстро тыкали пальцами по висящей в воздухе сложной картине, состоящей из меняющих форму и расположение цветных фигур, – и от их касаний эти пятна перемещались снова. В одной компании я увидела ожесточенный спор с громкой руганью и чуть не хватанием за ножи. Ножи, кстати, тоже были: в дальнем углу висела длинная доска, в которой их торчало с десяток, и то один, то другой из двоих мужчин, сидящих за ближайшим к ней столом и что-то попеременно записывающих или рисующих на листе бумаги, время от времени бросал туда еще. Кто-то и вправду пил – в одиночку, вдвоем, втроем. Небольшая компания была увлечена карточной игрой. Сновали с подносами несколько слуг, в уголке наигрывал ненавязчивые мелодии небольшой оркестр: пара скрипок, клавесин, что-то еще. Словом, всяк делал то, что ему нравилось, и на торжественное ежегодное сборище это было похоже меньше всего. Господин магистр обнаружился здесь же: он сидел за столом, ведя беседу с одним из вершителей. Не с тем ли самым, который беседовал со мной осенью?
При нашем появлении кто-то кивнул, кто-то лениво потянулся к маске, а кто-то и вовсе нас не заметил. Господин Маркус поднялся с места, церемонно поклонился госпоже провидице и уселся обратно.
– Мне надо обратиться к вам, господа вершители! – довольно громко сказала моя наставница.
Кое-кто повернул головы в ее сторону, большинство продолжило свои занятия: кто-то говорил, кто-то пил, кто-то сдавал карты. Новый нож просвистел в воздухе, со смачным хрустом вонзаясь в доску. Спорщики в дальнем углу, видимо, разрешив противоречия, шумно переговаривались, пожимая друг другу руки. Внимательные глаза господина Маркуса неотрывно смотрели на провидицу, – как, впрочем, и глаза его соседа, хотя последний почти сразу перевел свой холодноватый, чуть насмешливый взгляд на меня.