В зале громко зашептались.
– Спасибо за понимание, уважаемый доктор Сюпервиль, мы вовсе не ставим под сомнение ваши профессиональные навыки, – учтиво молвил судья. – И последний вопрос. Насколько известно, вы в своей жизни много путешествовали. Так вот, приходилось ли вам встречаться с неким Трисмегистом и каковы ваши впечатления от этого человека?
– Приходилось, и даже не раз, – врач понимающе улыбнулся. – Сначала при дворе Баварского курфюрста, потом при дворе короля Пруссии. К сожалению, вышло так, что именно я стал источником этих разговоров о сходстве уважаемого Трисмегиста с покойным графом… Эти люди действительно очень похожи, – разве что мсье Трисмегист выше на пару дюймов и держится более уверенно. Я высказал это мнение в разговоре, разошлись слухи… Вы знаете, как это бывает. Возможно, эти слухи и заронили в душу мсье «чародея», – он саркастически усмехнулся, – роковую идею выдать себя за покойного графа. Насколько я знаю, граф Альберт оставил приличное наследство, в права на которое так никто и не вступил… Вдова графа Рудольштадта, которая присутствует здесь в качестве супруги обвиняемого, тогда отказалась от наследства, но сейчас, как я понял, всячески поддерживает мужа в решении добраться до него… Возможно, она тоже была введена в заблуждение…
– Следствие обойдется без ваших домыслов, доктор! – прервал его адвокат. – Вы были вызваны сюда в качестве свидетеля, а не для того, чтобы строить версии. Просто еще раз взгляните на обвиняемого и ответьте, кто он по вашему компетентному мнению – граф Альберт фон Рудольштадт или нет.
Сюпервиль обиженно замолчал, потом еще раз взглянул на клетку, где, скованный по рукам и ногам, сидел подсудимый.
– Кто он? – пробормотал врач. – Да кто угодно! Чародей Трисмегист, турецкий султан, император Гипербореи, хоть сам сатана! Но только не граф Альберт фон Рудольштадт!
– Спасибо, уважаемый доктор, вы можете быть свободны, – произнес судья.
***
Перед тем, как выслушать свидетелей защиты, в заседании был объявлен небольшой перерыв, – впрочем, покидать зал суда было настрого запрещено. Слушатели переговаривались, обсуждая небывалый процесс, судейские обменивались репликами, разливая по стаканам воду из большого графина на столе.
Один из писарей, ведущих протокол заседания, в полном бессилии уронил голову на сложенные руки.
– Ты чего это, Людвиг? – его товарищ похлопал его по плечу. – Целый день смурной какой-то…
– Эрмина, – не поднимая головы прошептал несчастный. – Моя старшенькая. Три приступа за ночь – не знаю, как она их пережила. С каждым годом все хуже и хуже, а ведь ей всего пятнадцать. И этот, – писарь поднял голову и кивнул на доктора Сюпервиля, вопреки правилам беседующего с судьей, – отказался ее осмотреть, когда я в полном отчаянии обратился к нему нынче утром. Просто потому что мне не хватало нескольких грошей до запрошенной им суммы…
Людвиг вздохнул, повернул голову и внезапно встретился взглядом с закованным в кандалы подсудимым. Почему-то ему показалось, что тот слышал каждое слово и более того, – что беда их семьи была знакома ему и ранее. Арестант ободряюще кивнул писарю и отвернулся. «Говорят, он колдун, – пронеслось в голове несчастного отца больной дочери. – А что, если…». Непонятно откуда возникшая надежда – крошечная, с горчичное зернышко, но вполне живая, – шелохнулась в его душе.
К вечеру его дочери действительно стало лучше, а далее… Не то, чтобы она стала совсем здорова, но жилось ей с тех пор все же полегче.
***
– Суд должен перейти к слушанию показаний свидетелей защиты! – голос отдохнувшего судьи звучал громче и бодрее. – Для дачи показаний приглашается супруга обвиняемого, госпожа Консуэло Порпорина!
В зал под охраной двух солдат вошла невысокая красивая женщина лет тридцати – скромно одетая, с черными волосами, вопреки моде, подобранными в простой узел на затылке. Несмотря на явно тяжелую для нее ситуацию дама держалась прямо и решительно: Бог весть, чего ей это стоило, но ее волнение выдавала только бледность, удивительно сильная для явной уроженки юга. Пройдя на место свидетеля, она бросила нежный взгляд на обвиняемого. Губы красавицы беззвучно прошептали короткую молитву, она перекрестилась и поцеловала висящее на груди маленькое распятие, приподняв его за длинную цепочку.