За пуншем же друзья поверяют друг другу свои сердечные тайны. Добродушный Пьерре рано женился на милой и умненькой девушке, и Делакруа много времени проводил в их гостеприимном доме. У Сулье есть любовница, дама из общества, и он не упускает случая поговорить о ней; Делакруа же считает себя влюбленным в англичанку Элизабет Сальтер, экономку своей сестры. Он подкарауливает ее на чердаке, пишет ее портрет с платком из Мадраса на голове — точь-в-точь горожаночка Буальи или Дроллинга[145]. Увы, госпожа де Вернинак появляется всегда в самые неподходящие минуты. Несчастный вздыхатель вынужден ограничиваться записками, которые он составляет при помощи словаря и незаметно сует в карманчик фартука молодой особы. Своему невинному роману Делакруа находит литературную аналогию: Элизабет превращается в Люси де Ламмермур, а сам себя он рисует в мрачном одеянии Равенсвуда[146], возлюбленного героини Вальтера Скотта. Многие полагали, что на этом автопортрете Делакруа изобразил себя Гамлетом[147], но он в то время еще не знал Шекспира.
Делакруа едет в Турень к брату Шарлю, и там некая Лизетта вызывает в нем не меньшую бурю чувств, чем мисс Сальтер: «Вечером отправился навстречу мадемуазель Лизетте, которая пришла чинить мои сорочки. Отстав на шаг, я обнял ее; она отбивалась так, что я был оскорблен: я почувствовал, что она сопротивляется от всей души. Я попробовал обнять ее еще раз. Она резко пресекла мои попытки, заявив, что если б она этого хотела, то сама бы мне сказала. Я оттолкнул ее с досадой и болью, прогулялся по аллее, освещенной восходящей луной. Вот она опять. Она вышла принести воды к ужину; я хотел было выдержать характер и больше с ней не заговаривать, но все-таки подошел. „Значит, вы не любите меня? — Нет! — Вы любите другого? — Я никого не люблю“».
Но никакая Лизетта не спасет от деревенской скуки. Делакруа — парижанин до мозга костей, прелесть сельской жизни откроется ему гораздо позже благодаря Жорж Санд, у нее в Ноане, да к тому же жить у родственников было не очень-то весело. У Вернинаков говорят только о деньгах, а у генерала служанка водит к себе всех проходимцев в округе; грубость разговоров режет слух; охота наводит скуку. И только одно развлечение — ходить с блокнотом в руках и рисовать все подряд — дерево, лошадь, церквушку. Конечно, хорошо бы поехать в Италию, но никак не собрать нужную сумму: к 1822 году дела семьи идут из рук вон плохо. Зять Вернинак умирает, тяжба проиграна, сестра вынуждена устроиться компаньонкой. Отныне Делакруа может рассчитывать только на свои силы. И он с головой погружается в работу: он пошлет в Салон картину, которая удивит весь мир. Перед нами уже не отрок и даже не юноша, если судить по столь уверенным, столь зрелым работам, которые теперь станут основными вехами его жизни.
Глава III
Слава
Не упускайте ни малейшей возможности прославиться.
Неблагоприятным выдался для либералов 1822 год. Людовик XVIII был болен и дряхл; такого выдающегося государственного деятеля, как герцог Ришелье[148], сменил на посту премьер-министра мракобес Виллель, и реакция разгулялась пуще. Запрещено петь Беранже; более того, исключены из репертуара «Комеди Франсэз» «Тартюф»[149] и «Женитьба Фигаро»[150]. Салон отверг картину Верне за неуместный патриотический пафос[151], Эколь Нормаль[152] закрыта, Гизо[153] отстранен от чтения лекций в Сорбонне[154]. Заживают раны кровопролитных войн, но мирно благоденствующая Франция тоскует по величию, которое вчера еще заставляло забывать любые невзгоды. Литература осторожна, сентиментальна и пригодна разве что для дам — те без ума от «Размышлений» Ламартина[155]. Затаенные надежды обращены к музыке — Россини[156] на устах у всех — и к живописи. И те, кто был горяч и молод, кто не желал слагать оды герцогине Беррийской[157] и воспроизводить на полотне мифологических героев, сплотились вокруг дерзновеннейшей из картин — «Данте и Вергилий в аду»[158], которую послал в Салон их сверстник — двадцатичетырехлетний Эжен Делакруа. Примечание в каталоге гласило: «Флегий перевозит Данте и Вергилия через озеро, омывающее стены адского города Дита. Грешники карабкаются на ладью, цепляются за борт; среди них Данте узнает флорентийцев».
146
148
149
«
150
«
151
152
153
154
155
156
157
158
«