Делакруа задержался в Лондоне. Он гостил в фешенебельных замках и вместе со своим другом Эженом Лами, тоже страстным охотником до лошадей, ездил на псовую охоту. Ему посчастливилось совершить прогулку на яхте некого лорда, и море напомнило ему о блаженных днях, проведенных в Вальмонском аббатстве, близ Дьеппа. Лошадь и парус — извечные спутники музы: в отличие от Парижа он упивался здесь ими вволю. И еще одно обстоятельство побуждало Делакруа не торопиться с отъездом. Бонингтон познакомил его со своей подругой, и вскоре у них завязался роман, продолжавшийся с перерывами около десяти лет. Она была француженкой, лет тридцати, и звалась миссис Дальтон: когда-то она танцевала в парижской Опере, пока в один прекрасный день ее не соблазнил некий англичанин и, женившись на ней, не увез к себе. В Лондоне она скучала и любила собирать у себя заезжих французов. Вот какой оказалась нимфа с Принсиз-стрит — кудрявой, темноволосой, с большими нежными глазами. Будучи неравнодушной к живописцам, миссис Дальтон постепенно и сама стала вполне сносно рисовать. Делакруа обучил ее литографии — она быстро овладела этим искусством и смогла даже выставляться в Салоне. Последовав за Эженом в Париж, она, однако, поселилась отдельно и жила самостоятельно.
Едва ли не каждый вечер Делакруа снова и снова отправлялся с миссис Дальтон в театр, плененный игрой актеров, столь непохожей на ту, какую являли французам Тальма и мадемуазель Марс, неизменно сдержанные в трагедиях и уж слишком утонченные в комедиях. Исполнители пьес Шекспира жестикулировали как безумные и пронзительно вопили — они сводили Делакруа с ума. Самый знаменитый из них, Кин[233], худой, с ввалившимися щеками и диковатым взглядом, обретал царственное величие в ролях Ричарда II, Отелло и Гамлета — трех персонажей, олицетворявших три источника вдохновения Делакруа: историю, Восток и меланхолию. Кина, которым восторгался Стендаль, бросая вызов черни, толпившейся в «Ковент-Гарден»[234], достопочтенные англичане считали балаганным фигляром. Особенно врезался в память Кин — Гамлет, в котором Делакруа, подобно всем, кто одарен воображением и не понят, узнавал себя. Пройдет десять лет, и впечатления от этих спектаклей вновь оживут в литографиях к «Гамлету» и «Отелло». Делакруа пристально вглядывался в костюмы и декорации — на английской сцене им уделяли больше внимания, чем во Франции; судя по живописи, из Делакруа вышел бы превосходный режиссер, а о том, каковы были бы декорации и костюмы в его спектаклях, можно судить по «Марино Фальеро». Таким образом, и английский театр, над которым не тяготели жесткие правила безукоризненного вкуса, налагаемые «Комеди Франсэз», многому научили художника.
Шекспир вошел в жизнь Делакруа позже, чем Байрон, и, так сказать, внедрился глубже. В Байроне, как и в Жерико, огромной притягательной силой обладала личность художника; иное дело Шекспир — сам дух его творений навсегда сроднится с творчеством Делакруа; Шекспиру посвящены целые страницы дневника, навеянные даже не какой-либо конкретной пьесой, но размышлениями о самой сути его гения. Кроме необычности и живописности шекспировских персонажей Делакруа манила и вела за собой поэтичность жестокости. Байрон же всего лишь подбавлял дрожжей в и без того взбудораженное воображение. Не раз под кистью Делакруа оживут Дездемона и Офелия — безвинные жертвы ревности и насилия. «Марино Фальеро» и «Фоскари»[235] погружают нас в удушливую атмосферу Венеции Шейлока и Яго[236]. Ромео и Джульетта — воплощение нежности. Как легко одной цитатой из Шекспира доказать несостоятельность всех его подражателей — и «госпожи Санд» и «милейшего Дюма». Однажды в разговоре сравнивали вечно мизантропического Бетховена[237] с Шекспиром; запись в «Дневнике» по окончании беседы не оставляет сомнения в том, что Делакруа, как и Гюго, целиком с Шекспиром: «Я удостоился чести быть причисленным к племени неистовых наблюдателей человеческой натуры». Одновременно с Шекспиром Делакруа открывает Гете: в том сезоне в Лондоне ставили «Фауста» в прекрасном переводе и оперу Вебера[238] «Волшебный стрелок», где ему больше всего понравилась сцена отливки пуль.
234
«
235
«
236
238