В мастерской установлены две громадные печки и высятся лестницы, наподобие библиотечных, с которых можно писать верхние части самых больших композиций. На мольбертах ожидают вдохновения мэтра неоконченные картины. Столы завалены: на одних — тюбики с красками и кисти, на других — книги и бумаги. Делакруа готовит статью о Пуссене[667]: «То мне хочется вовсе плюнуть на эту затею, то вдруг с жаром принимаюсь за работу». Экзотического в мастерской — только сооружение наподобие лоджии в мавританском стиле над широким красным диваном, куда он и усаживает гостя. По стенам — несколько муляжей с античных скульптур и множество картин. Никакой романтической антикварной рухляди, которой он сам увлекался в юности и в которой погрязли все прочие собратья по Салону. Ни лат, ни шлемов, ни гобеленов, ни сундучков. Квартира обставлена мебелью в стиле ампир, самой простой. В спальне — портрет сестры работы Давида и портрет кузена Ризенера. Кроме того, еще несколько небольших картин, подаренных друзьями или полученных в обмен на работы самого Делакруа. Единственное старинное полотно — Йорданс[668], привезенный из Антверпена.
Мэтр ведет размеренную жизнь. Встает в семь часов; съев кусок хлеба и запив его стаканом вина, работает до трех; работа отнимает у него все силы, но, если погода не слишком скверна, он, пообедав с Женни, несмотря на все ее уговоры, все-таки отправляется по гостям. Наносит визиты госпоже де Форже, живущей по соседству, милейшей Альберте де Рюбампре, сумасбродной, но веселой и остроумной, напоминающей ему юность, Жорж Санд — когда та в Париже, княгине Марселине. В числе благоволивших к нему красавиц появилась еще одна, но тоже слишком поздно: крупная и страстная блондинка, происходящая из старинного фрибургского рода, юная вдова младшего Колонны — графа де Кастильоне, однако именовавшая себя герцогиней Колонна[669], с тех пор как императрица дружески ей намекнула: «Довольно с нас и одной Кастильоне»[670]. В среде живописцев она была известна под псевдонимом Марчелло, ибо увлекалась ваянием, талантливо подражая Карпо, бывшему в течение многих лет ее любовником. В глубине души эта аристократка, эта львица, жадная до славы, любила и желала одного Делакруа, но работа, расстроенное здоровье и Женни делали его почти недоступным. Делакруа находил ее привлекательной и был не прочь перемолвиться с ней словечком, хотя его всякий раз раздражали ее громоздкие кринолины.
Вечером Делакруа отправляется в Оперу или в концерт, не пропускает ни одного выступления Полины Виардо; кроме того, положение обязывает его присутствовать на официальных обедах и приемах. Он состоит в целом ряде комиссий, возглавляемых бароном Оссманом, и в муниципальном совете. В склонности к общественной деятельности сказывается, надо полагать, духовное наследие префекта. Домой он возвращается поздно, усталый и часто в дурном расположении духа. Его встречает Женни: уже готова чашечка теплого питья; она, как ребенка, укладывает его в согретую грелкой постель, положив голову повыше, чтоб он не кашлял. Нет, вся эта парижская суета его погубит. «Ну что ж, поедем в Шанрозе», — говорит мэтр в погожие дни. Он все больше и больше привязывается к уединенному загородному домику — особенно с тех пор, как построил здесь мастерскую, — и, отдыхая от львов, играет с котятами. Страницы «Дневника», написанные в Шанрозе, звучат неизменно радостно: «19 мая 1853 года. После полудня — прогулка с Женни. Вышли через садовую калитку: дивный вид в сторону Корбейля. Густые облака на горизонте, освещенные солнцем. Любовались ручейком у плотомойки и большими тополями, потом вместе вернулись обедать».
668
669
670