А тут как раз Дадакул к Иргиз-Кулу подъехал, подзуживает:
«Ай, ай, ты старый мингбаши, у тебя седая борода, а твой бывший батрак Шо-Закир бьет твою дочь и наносит позор твоему роду хадырша, которого ты начальник. Я одного с тобой рода, и мне стыдно за мой род!»
Старик совсем рассвирепел, в десять минут собрал всех сыновей и подчиненных и говорит:
«Давай мы сейчас поедем и проучим Шо-Закира так, что он никогда больше зазнаваться не будет: отберем у него жену».
И написал тогда Иргиз-Кул письмо Шо-Закиру (это письмо мы у Шо-Закира в халате нашли, когда в плен его взяли): «Дорогой сын Шо-Закир! Сейчас мы разговариваем с друзьями о том, что нужно на границе учинить мир, потому что наши пастбища мы никому не дадим, а когда наши киргизы, кессеки, приходят на наши пастбища, ты грабишь их. Приехав на границу, мы можем мирно договориться. Я приеду, и ты приезжай один. Джигитов своих не бери с собой, я прошу тебя как отец. Если возьмешь джигитов, слух пойдет, что я на советской стороне твой вооруженный отряд в гости к себе принимал. Мне тогда от Советской власти большие неприятности будут, а ты знаешь, ни мне, ни тебе невыгодно, чтоб я с Советской властью поссорился. Ты приезжай один да жену с собой возьми, мою дочь. Давно я ее не видал, очень по ней скучаю, хочу посмотреть на ее лицо. Так тихо будет. В доказательство того, что это пишет тебе твой отец Иргиз-Кул, шлю свое кольцо с печатью».
Кольцо у него было серебряное, с камнем-змеевиком, и на камне вырезано: «Иргиз-Кул Султан Оглы мингбаши».
Это письмо Иргиз-Кул послал со своим сыном Турды. Иргиз-Кул рассчитывал, забрав у Шо-Закира свою дочь, сразу двух зайцев убить: отомстить Шо-Закиру и поставить его в прямую зависимость от себя, ибо Шо-Закир крепко любил свою жену и все, что угодно, сделал бы для Иргиз-Кула, чтоб получить ее обратно.
Шо-Закир, поверив Иргиз-Кулу, действительно ехал один, с женой. Его задержала поднявшаяся вода. А мы, нагрянув не вовремя, спутали все карты Иргиз-Кула, привели его в смятенье и себе чуть не испортили дела. А Шо-Закир, предупрежденный родственниками Иргиз-Кула, что нас всего пятеро, ночью оповестил свою банду и с нею на нас и нагрянул. Дело ему казалось верным, тем более что он рассчитывал на содействие Иргиз-Кула. А Иргиз-Кул держался спокойно, уверенный, что банда и без него нас перестреляет. А когда наша взяла, он, видите ли, как будто и чистым остался: прямых улик против него не оказалось.
Бедняга Тагбаш больше всех переволновался. Но зато теперь он — герой, все кессеки и хадырша до сих пор прославляют его «великую хитрость». Ему и Дадакулу от Иргиз-Кула туго тогда пришлось. Но Дадакул оказался смелым парнишкой, остался председателем сельсовета и мешал новым иргиз-куловским предприятиям.
Дело в том, что мы тогда экономически поддержали аличурцев, завезли им промтовары по себестоимости, дали муки, предоставили ряд других льгот. А Дадакул, сбросив экономическую зависимость от Иргиз-Кула, перестал его бояться и так начал нажимать на него, что тому вовсе житья не стало: забрал детей Иргиз-Кула в школу; жену и дочь, вернувшуюся к нему после взятия в плен Шо-Закира, направил на вечерний ликбез, организованный в следующем году; самого Иргиз-Кула заставил в порядке трудповинности работать на расчистке автомобильной дороги, к постройке которой, как вы знаете, мы приступили в тридцать первом году. Словом, действовал так, что мы только диву давались! И в конце концов Иргиз-Кул не выдержал — ушел за границу от своего рода и оставил такое письмо:
«Я был мингбаши и буду мингбаши, и никогда своему батраку Дадакулу командовать над собой не позволю, подчиняться ему не буду».
Мы-то знали, что Иргиз-Кул в чужие края собрался, но не препятствовали ему: один он был нам безвреден, а бегством своим он окончательно опозорил себя перед своим родом.
Сейчас Тагбаш живет опять в Аличуре, а Аличурский сельсовет — один из наиболее крепких на Восточном Памире… Теперь вам все, до конца ясно?
— Все!.. — улыбнулся я.
1933—1953
БЕЗУМЕЦ МАРОД-АЛИ
