— С кольцами… Как увидите, значит там и я… От трибуны направо смотрите. Мы долго тренировались!
— А много вас будет там?
— Много! Наверно, тысяча ребят и девушек! Ну, вы меня все-таки рассмотрите! Я не подведу. Ладно? И Мишка будет, и Ким — кореец из нашей школы!
Мне было весело вести такой разговор с Улугом. Но мы приблизились к виноградникам — колхозники срывали гостям крупные гроздья винограда. Ко мне подошел Гурбахш Синг, и мой Улуг скромно отошел в сторону. Озирая плодородную долину, изрезанную арыками, тополя, «туннели» виноградников, Гурбахш Синг заговорил со мной о том, как этот пейзаж напоминает ему Среднюю Индию, — ему кажется, будто он сейчас у себя на родине…
После обильного обеда на веранде дома председателя колхоза и после танцев перед верандой, в которые сила общего веселья вовлекла даже стеснительную Прабхджот Каур и многих мужчин-индийцев, Улуг в саду снова завладел мною, — я охотно уединился с ним у цветника роз.
К столам, заваленным яствами, Улуг, должно быть, из гордости не подходил и потому с аппетитом жевал теперь пышную пшеничную лепешку, задавая мне самые неожиданные вопросы. Все чувства Улуга были выражены в его больших темно-карих правдивых глазах, во всем его тонком, возбужденном лице.
Он недоумевал:
— А почему у корейцев так много книг, а у африканцев совсем мало? Ведь все народы равны?
Он откровенно гордился:
— Вот конференцию ведут на пяти языках: русском, английском, французском, арабском и узбекском. Значит, наш узбекский язык тоже самый главный?
Он иронизировал:
— А почему они путают: Маковский, Чайковский, Чуковский? А Симонов теперь тоже стал узбеком?
Он возмущался:
— А почему у нас все советские страны — цельные, а за границей разделены на две части: Вьетнам, Корея, Германия? Индия и Пакистан? Китай и Тайвань?.. Ведь это ж народам плохо?
Вопросы следовали без всякой последовательности:
— А почему раньше в Ташкенте не бывало таких конференций?
— А почему дагомеец сам продает свою книжку? Он что, спекулянт?
На этот вопрос я так ответил Улугу:
— Нет… Он честный. Но он очень бедный: ты разве забыл, что он из страны, где колонизаторы национальных писателей даже в тюрьмы сажают? Ему, может быть, пришлось залезть в долги, чтобы прилететь сюда?
Улуг смутился:
— Ну, тогда я тоже у него куплю книжку… Ведь это будет для пользы мира?
Наконец, и я задал вопрос Улугу:
— Кто тебе понравился больше всех?
Улуг ответил вполне уверенно:
— Бенджамен Матип!
— Почему?
— Он знает, чего он хочет! Я бы поехал с ним в Африку, чтобы всю жизнь помогать ему!
— А ты с ним познакомился?
— Нет… Я стесняюсь… Он очень хороший!
Нашу беседу прервала колхозная детвора. Увидев жующего лепешку Улуга, ребята подошли к нему.
— Ты из города?
— Из города.
— Идем с нами пить чай.
Улуг вопросительно взглянул на меня.
— Иди, — улыбнулся я. — Тебя же зовут как гостя.
— Хоп! Я попью чай и опять к вам подойду. Можно?
Но, включившись в шумную и веселую толпу делегатов, я в тот вечер больше не увидел Улуга. Мне было интересно смотреть, как индийские гости, прощаясь возле автобуса, обнимались и целовались с колхозниками. И как дружески расцеловался Гурбахш Синг с председателем колхоза Героем Социалистического Труда Абдуллаевым.
Гурбахш Синг был очень весел. Перед тем здесь, в колхозе имени Калинина, произнося во время обеда тост, он сказал:
— До этого я никогда не танцевал, но в вашей стране меня однажды заставила танцевать девушка. И теперь я готов опять танцевать! До этого я никогда не пил вина, но ваш виноград заставил меня забыть этот запрет.
На обратном пути в автобусе Улуга не было. Уж не знаю, как добирался он до Ташкента!
На следующий день — в последний день конференции — я увидел Улуга против большого фонтана, на залитой солнцем Театральной площади. Вместе с тремя хорошенькими школьницами в коричневых форменных платьях и белых фартуках он сидел на садовой скамье, окруженный толпой делегатов-индийцев и африканцев. Улуг сосредоточенно вертел в руках что-то весьма интересовавшее их.
Подойдя ближе, я увидел, как один из них, приняв из рук Улуга новенький, должно быть только что купленный фотоаппарат ФЭД, старался задвинуть крышку над заложенной пленкой, но не попадал в паз.
— Не так… Вот так… Да вот так же! Глядите! — возбужденно пригласил Улуг, тыча пальцем то в паз, то в горбящуюся пленку.
— Yes… Yes… Yes, understand![21] — слышался голос индийца, но крышка у него не поддавалась.