Османов, не поворачивая головы, время от времени бросал раису вполголоса какие-то фразы, Хурам не мог расслышать слова. Раис как будто не отвечал. Его спина маячила перед Хурамом желтыми и красными полосами халата.
Сбежав с высокого холма, дорога впереди пересекала другую такую же, уходившую вправо, к садам колхоза «Октябрь». Путь в Румдару пролегал налево, и здесь под холмом Хурам увидел два трактора на буксире у автокара, стоявшие неподвижно.
— Давай к ним.
Османов круто свернул налево и, подъехав к автокару вплотную, затормозил.
— Сиди, не вылезай. Ты, Османов, погляди за ним, — кинул Хурам, соскакивая с подножки. — Ну, что у вас тут такое?
— Понимаешь, товарищ Хурам, — повернулся от поднятого капота трактора Урун Ирматов. — Сгорели подшипники. Я их спрашиваю, — Урун кивнул на смущенных трактористов, — а они отвечают: «Не знаем».
— Как же это вы, ребята? Наверно, без масла выехали?
— Этого у нас не бывает, товарищ Хурам, — убежденно возразил тракторист, а другой перебил его с обидою в голосе: — Я утром налил до метки!
— Врут они, товарищ Хурам! — крикнул с машины Османов. — Наверно, пьяные оба.
— Мы пьяные? — в голос возмутились трактористы. — Сам гляди, не больно ли перепил!
— Довольно, ребята, препираться потом будете. — Хурам подошел к первому трактору, попробовал щупом уровень масла в картере. Стерженек щупа покрылся густой смазкой точно до метки. В картере второго трактора масла тоже оказалось достаточно.
— Может, маслопровод засорился?
Но и маслопроводы были в порядке.
— Не понимаю, — задумчиво промолвил Хурам. — Придется нам это дело проверить. Приедем в мастерские, там разберемся… Вот что, Урун…
Отозвав в сторону Уруна, Хурам рассказал ему о происшествии в Зарзамине. Урун мельком взглянул на раиса, о чем-то разговаривавшего с Османовым, и серьезно сказал Хураму:
— Ты его в домзак сдай. Тут дело что-то очень не чисто.
— Да уж сдам, не беспокойся… Ты как? Может, поедешь со мной?
— Нет, поезжай. Останусь. Их отправлю, сам в «Красный Ткач» пойду, хоть на двух тракторах поработаем. Да, знаешь что, товарищ Хурам? Возьми-ка ты мой револьвер.
— Зачем?
— А вдруг он вздумает сбежать от тебя.
— Пожалуй, давай, — согласился Хурам.
Машина двинулась дальше, с трудом одолев подъем, вылезла на перевал и побежала между сухими и голыми красноватыми буграми водораздела. Вместо лёссовой пыли здесь была глинистая сушь с желтой полынной травой. В какие-то очень давние времена, в третичную эпоху, по румдаринской долине проползал гигантский ледник. Тысячелетия назад он истаял, нагроможденья морен, которые он нес на себе, опустились на твердую землю и остались здесь навсегда. Древние широкие реки затянули и сгладили их рыжей наносной землей. Солнце и ветры распушили ее в легчайший и плодороднейший лёсс, из которого родились поля и сады Румдары. Но свидетельством древности здесь и там в зеленой долине остались не одоленные временем пространства безжизненных мертвых холмов и бугров, подобные плешинам, неприютные, серые и сухие. Разграничивая сады кишлаков, иные из них протягивались на несколько километров, как длинные, голые, красноватые шрамы на курчавом теле долины.
Дорога исчезла. Автомобиль зашнырял между буграми по следам арб, едва намеченным в твердой почве и разбегавшимся врозь. Все они должны были при спуске с водораздела снова сойтись в единое русло дороги. Османов с поразительной ловкостью, почти не сбавляя хода, вертел штурвалом, и машина кренилась на крутых, неожиданных поворотах.
— Сбавь ход! — крикнул Хурам Османову, но Османов, ничего не ответив, гнал с прежней скоростью.
Вместо прохода за одним из бугров впритык к нему оказался новый бугор, машина с разгона внезапно влетела до половины его высоты, круто накренилась на левый борт, и Хурам, инстинктивно хватаясь за дверцу, увидел, как Османов и раис разом выпрыгивают из машины, рванулся сам, но почувствовал, что уже летит в сторону. Успел подумать, что машина переворачивается, и, тяжело ударившись оземь плечом и всем боком, покатился вниз под бугор, задержался на выбоинке и, оглушенный, почти потеряв сознание, замер ничком. Однако тотчас же, тяжело закряхтев и силясь вздохнуть (от удара перешибло дыхание, и вздохнуть удалось не сразу), медленно приподнялся на локте и, приходя в себя, осознал внезапную мысль: ведь убежит…
Сразу порывисто повернулся, сел, томительно провел по бокам ладонями и, еще не видя Османова, прокричал: