— Кто же из вас мне врет?
Шафи живо подхватил:
— Он врет, товарищ начальник! Османов все врет! Наверно, он очень плохой человек. Хороший человек разве курит опиум?
Арефьев хотел задать еще какой-то вопрос, но передумал и врастяжку сказал Шафи:
— Вот что… Сейчас вы пойдете домой. Подпишитесь здесь, что никуда из кишлака выезжать не будете без моего разрешения. Понятно?
— Хорошо, понятно! — радостно воскликнул Шафи, беря в руки поданный ему листок.
Внимательно прочитал, вывел крупной латиницей свою подпись и протяжно, облегченно вздохнул.
Глава четырнадцатая
БЮРО РАЙКОМА
Бюро райкома заседало уже часа два. Члены бюро — Хурам, Леонов, Баймутдинов, Винников и Арефьев — сидели вокруг стола в кабинете Леонова. За окном, по шоссе шли дехкане, гоня перед собой баранов и нагруженных товарами ишаков. В этот день в Румдаре был базар. Клубы поднятой пыли, завиваясь, залетали в окно, но никто в кабинете не обращал внимания на них.
Члены бюро обсуждали работу, проделанную в районе за последние две шестидневки, — в прошлую шестидневку заседание бюро не состоялось. Все разговоры были о хлопке — в районе шла посевная. В верхних кишлаках она только начиналась, в нижних ее заканчивали. Это зависело от климата, различного в горных и долинных частях района.
Основным вопросом в повестке дня значился доклад Винникова о работе МТС. Винников уже замучил присутствующих роем трескучих цифр, а сейчас сидел бледный и растерянный, потому что Хурам, умевший видеть за цифрами суть человеческих отношений, повернул этот рой против него:
— Объективная причина — два агронома вместо пяти? Чем ты виноват? А хотя бы тем, что их и было пять у тебя, да трое из них разбежались. Почему от тебя ушли Нестеренко, Калужнин, Джерих? Значит, не сумел нормальных условий работы для них создать.
— Неверно это, — защищался Винников. — Нестеренко был трепачом, как оперативник никуда не годился. Я его сам отправил. Калужнин гнался за длинным рублем…
— А Джерих? Отличный работник.
— Джерих хотел работать с братом и не желал иначе. Я шел ему на уступки, но он…
— Он национал, а товарищ Винников — русский, — многозначительно вставил Баймутдинов.
Хурам живо обернулся к нему, но Баймутдинов, завалившись локтем на стол и подперев ладонью затылок, равнодушно смотрел в окно. Хурам, решив не задерживаться на брошенном вскользь намеке, продолжал:
— Допустим даже, ушли не по твоей вине. А новых ты к посевной не мог обеспечить?
— Искал. Приехал один, нюхнул воздуху, повернулся, уехал.
— Потому что воздух у тебя затхлый. Заинтересовать не умеешь. Возьмем хотя бы питание. Хоть ты по моим настояниям столовку и организовал, но обеды в ней дрянь. Пригородное хозяйство и животноводческая база до сих пор еще на бумаге. А промтовары у тебя в распределителе есть? А зарплату ты не задерживаешь? Кого винить в этом? А сельхозинвентарь готов?
Винников вдруг взбеленился:
— Придираешься? Сам, что ли, не знаешь? Я один. Я и за старшего агронома, и за старшего механика, и за главного бухгалтера, которого нет у меня, и за статистика, и за экономиста. Думаешь, легко сразу со всем справиться? Постепенно налаживаю. И налажу… Если вы шпигать меня все время не будете…
— Будем, Винников, — мягко заметил Хурам. — Надо шпигать. Помогает. Я вот хочу правильно оценить всю твою работу. Верно, ты и сделал немало. Например, здорово боролся за финансовую дисциплину, учитывал каждый рубль. Но за этим рублем не видел человека. Вот Ванька Керенцев, рабочий парень, выдвигается помощником бригадного механика. Взял семьдесят рублей под отчет, не отдал, и — конечно дело — ты его увольняешь. Парень с горя запил, опустился — сейчас всякую квалификацию потерял. Тебе нужно выправить мозги. Недоволен рабочий? Куда идет? К тебе? Нет, в местком. Да местком сам идет ко мне, местком превращен в пустое место… Ты абсолютно не признаешь общественных организаций. Недаром все разговоры, что в МТС нельзя работать… Вот мы тракторы ремонтировали. Сколько одних подшипников перелили! Целыми ночами работали. А ты этому делу никакого внимания не уделял. Действовал исключительно аппаратным методом. А ведь дело это — директора, это не мое дело. Весь фундамент МТС у тебя еще на песке. Производственная работа слаба. Кадры не закреплены. Иллюзии все надо отбросить и посмотреть открытыми глазами большевика на это дело. Колхозники не идут в МТС. Почему? Да просто: один только таджик в аппарате МТС и есть. Хотя бы это. У меня в день бывает в среднем по шестьдесят колхозников. Почему? Потому что в МТС никто не хочет идти. МТС полагает, что колхозы для нее, а не наоборот. Факты? Пожалуйста. Вот колхоз «Грамота» — разваливающийся, плохой колхоз. Надо его укрепить. Вместо этого Винников: «Дайте мне лошадь. Заплачу тысячу девятьсот рублей». Колхоз отдал лошадь, а Винников после того: «Вы мне за пахоту тысячу двести должны. Получайте семьсот, остальные вычту». Те — вайдот закричали. В итоге после моих настояний Винников не взял лошадь. Через пять дней мне заявление от секретаря комсомольской ячейки колхоза «Грамота»: «Лошадь находится у агротехника МТС, в кишлаке Чор-Чирак. Не отдана». Не может быть? Поехал я с Шукаловым. Осматриваем конюшню — лошадь здесь. Ты мне врал. Делаешь неверное дело и хочешь делать его до конца, скрывая от нас. В колхозе «Красная Звезда» сводка пахоты у тебя на сто га, мы проверили — оказалось шестьдесят. Твой агротехник врал? Допустим. А ты его не проверил. Куда это годится?