Выбрать главу

— Скажу, что нельзя понуждать таджикскую женщину, если она не хочет ходить на собрания…

— Странное рассуждение. Не понуждать, а тактично пробуждать в ней самосознание.

— От яслей не пробудится, — теряя невозмутимость, насмешливо продолжал Баймутдинов. — Стройматериалов у меня не хватает на эти самые ясли.

Хурам продолжал перечислять факты, характеризующие деятельность районного исполкома, и Баймутдинов выискивал самые замысловатые объяснения. Ответы его становились грубее и резче, глаза его налились кровью, и видно было, что он с трудом сдерживает готовую вырваться ярость. Когда Хурам, пользуясь этим редким для Баймутдинова состоянием, задал ему вопрос о рекомендациях, данных им трактористу Османову, который, вот оказался опиоманом и неизвестно какими темными путями добывал себе опиум, — Баймутдинов не вытерпел, вскочил и треснул по столу кулаком:

— Ты молчи, Хурам, не желаю я давать тебе отчет о моих действиях. Лучше за собой смотри, у тебя у самого под боком сволочь живет, белогвардейцы… А ты, гепеу, — повернулся он к Арефьеву, — сажаешь кого не надо, а белогвардейцы рядом с тобой за одним столом да еще уроки читают.

— Кто, кто? — вскочил Арефьев. — Кого имеешь в виду?

— Вот твой Винников… Хураму я давно сказал, а он молчит, его покрывает. Потому что сам с русскими заодно, карьерист проклятый.

— Ты за эти слова ответишь, — отбросив стул, вскочил побледневший Винников, а Арефьев произнес тихо и угрожающе:

— Мы у тебя потребуем доказательств. А если клевещешь, лучше сразу бери обратно слова.

Но Баймутдинов, уже ничего не слушая, хлопнул за собой дверью.

Все замолчали, слушая напряженную и трудно переносимую тишину.

— Что же! — наконец тихо вымолвил Леонов. — Будем продолжать, что ли, товарищи?

Глава пятнадцатая

СИЛЬ В КИШЛАКЕ ХУНУК

Когда за несколько дней до Первого мая Одильбек вошел в политотдел и, напрасно стараясь удержать радостную улыбку, сообщил всем, что его колхоз «Хунук» полностью закончил сев, никто не мог предполагать, чем кончится его радость. Хурам вскочил из-за стола и, обняв левой рукой смущенного Одильбека, дружески хлопнул его по груди:

— Верно говоришь?.. Неужели кончили?.. Это я понимаю! — И, обращаясь к окружающим их политотдельцам, весело заговорил: — Смотрите, товарищи, все разговоры о климате, о запоздалой весне и куче всяких «объективных» причин! Пока солнечные, теплые кишлаки еще ковыряются, самый высокий, самый холодный, самый, как говорится, забытый богом кишлак всем другим нос утер — первым в районе кончает сев. Вот это дружная работа, это по-большевистски… Ну, Одильбек, поздравляю. Сегодня же посылаю к тебе товарища Шукалова, и, если действительно сев закончен так успешно, как ты говоришь, устраиваем у вас на Первое мая такой праздник, чтобы всем кишлакам завидно стало… Идет?

— Товарищ Хурам, — не зная, куда девать счастливые глаза, заговорил Одильбек, — когда я поехал сюда, наши дехкане все собрались меня провожать, все говорят мне: скажи товарищу Хураму и товарищу Шукалову и всем товарищам скажи — пускай к нам на томашу приезжают, плов кушать будем.

— Приедем, приятель, обязательно все приедем, да это ведь… Подарки вам привезем, заслужили. Поезжай сейчас домой вместе с Шукаловым, скажи, что переходящее знамя по праву вам достается. Понял?

Одильбек двумя руками схватил руку Хурама и принялся неистово жать ее и трясти, взволнованно приговаривая:

— Спасибо, рафик Хурам… Спасибо… Спасибо…

— Тише ты, чудак, руку вывихнешь, — рассмеялся Хурам. — Ты не меня благодари, а своих колхозников, не я тебе знамя даю, а сама Советская власть…

— Спасибо… Спасибо… — продолжал лопотать Одильбек. — Советской власти спасибо, тебе спасибо, всем спасибо…

— Вот расстроился старик! — усмехнулся Хурам, оборачиваясь к улыбающимся политотдельцам.

Событие было и впрямь большого значения. Им начинался новый этап в жизни района. С этого дня было чем стыдить отстающих, и оснований для их стыда было больше чем нужно: если сев закончил Хунук, именно отдаленный от районного центра Хунук, в котором тяжелы земли, и мало воды, и не хватает инвентаря, и нет векового опыта, имеющегося в других кишлаках, то чем же могут оправдываться все остальные колхозы? Ясно — все решительно зависит от самих колхозников, от их желания работать.