— И потом, вряд ли старушка может «пустить звонок», — сказал я. — Скорей всего, старушек нанимают так, что одна старушка и не подозревает о существовании других. Запаниковать, конечно, она может, да и рассказать что-то тому, кто ей иконы поставляет, тоже. Думаю, надо идти нам с Алешкой. Мы ведь в прошлую субботу были в джинсах и футболках, а поскольку все таращились на ваши мундиры, то нас точно никто не запомнил. Закон психологии: вы с Илюхой настолько отвлекали внимание на себя своей формой — что мы с Алешкой сделались невидимками для окружающих.
— Совершенно верно, — кивнул Алешка. — Вспомни, это еще Шерлок Холмс отмечал: если у человека густая черная борода, то все запомнят только эту бороду, не запомнив ни цвета глаз, ни другие приметы. Да и на уроках нам о подобных методах маскировки рассказывали. Поэтому сделать надо так. К старушке подойдем мы с Андрюхой, а вы продолжайте наблюдать с этой стороны улицы. Если что, действуйте по обстоятельствам.
— А что может быть? — поинтересовался Илюха.
Алешка пожал плечами.
— Да мало ли что… Кто-то купит у нее икону, и вы решите, что стоит проследить за покупателем. Или если возле старушки появится человек, который покажется вам подозрительным. Здесь-то как раз можно и биноклем воспользоваться. Тем более, что бинокль позволит держаться от подозреваемого на порядочном расстоянии. А мы будем за старушкой присматривать.
— Заметано! — сказал Жорик. — Нормальный план.
И мы с Лешкой пошли к подземному переходу, чтобы перейти на другую сторону. Оглянувшись, мы увидели, что Жорик и Илюха покупают себе по порции мороженого. Ну да, день был жаркий, середина мая. Пацаны, поедающие мороженое и, болтающиеся по Тверской, совсем не в диковинку.
Мы прошли по подземному переходу, миновали «Националь», потом мексиканское кафе и театр Ермоловой, и оказались возле старушки с иконой.
Когда мы проходили мимо, Алешка словно случайно оглянулся и сказал:
— Ух ты, икона!.. Бабушка, неужели вы ее продаете?
— Продаю, милый, продаю, — прошамкала старушка.
— И не жалко вам? — спросил Алешка, бросая на меня быстрый взгляд.
Я понял, что он хотел мне сказать этим взглядом: сегодня икона у старушки была другая. Если в прошлую субботу она продавала Богоматерь с младенцем, то теперь в ее руках был Святитель Николай.
— Конечно, жалко, — ответила старушка. — Да куда денешься?
— А икона, вроде, дорогая, хорошая, — вступил в разговор я.
— Вроде, да, дорогая, — ответила старушка. — А уж что старая — это точно. Она ко мне еще от моей бабки перешла. Почитай, больше ста лет провела она с нами! Сердце кровью обливается, что приходится вот так стоять с ней…
— Да, вроде, очень хорошая икона, — сказал я, наклоняясь, чтобы рассмотреть ее поближе и изображая на лице восхищение, смешанное с сочувствием.
Не надо было особенно приглядываться, чтобы различить пузырьки и чуть подгорелый, а не благородно-темный оттенок красок по краям. Да, перед нами была подделка, выполненная одним из тех примитивных способов, которые описал нам Виталий Яковлевич!
— А я вот не продам ее кому попало, — сказала старушка. — Я еще на человека погляжу, достоин он иконой владеть или нет. Если человек хороший, то в хорошие руки можно и уступить. Можно и цену сбросить.
Старушка заговорила чуть погромче: видно, решила, что беседа с нами — это удобный повод привлечь внимание прохожих и, так сказать, устроить рекламу своему товару.
— А за сколько вы хотите ее продать? — поинтересовался Лешка. — Вы простите, что я спрашиваю, просто моя бабушка несколько раз заводила разговор о том, чтобы одну из своих икон продать. Мол, пенсии и пособия на меня не хватает, и даже то, что она сторожихой подрабатывает, не очень выручает…
— А ты с бабушкой живешь? — поинтересовалась старушка.
— Угу, с бабушкой, — кивнул Алешка. — Мы в Подмосковье живем, в Подольске. У нас там огородик при доме имеется, он тоже выручает. Я-то на огородике немало тружусь, и картошку окучиваю, и все такое, все время стараюсь бабушке помогать.
— Но одет ты, надо сказать, неплохо, — заметила старушка.
Лешка кивнул.
— Бабушка старается. Вот денег и не хватает. Хотя, если честно, все это в «Сэконд Хенде» куплено. У нас в Подольске очень дешевый «Сэконд Хэнд», можно приодеться так, чтобы не было стыдно поехать по Москве погулять… Да я думаю, не станет моя бабушка продавать ни одну из своих икон, все-таки очень они ей дороги. Но, на всякий случай, неплохо бы цены знать, чтобы не обдурили нас.
— Да какие там цены… — вздохнула старушка. — Я, вот, за полторы тысячи икону хочу продать, не знаю, получится или нет, — называя цену, она опять чуть повысила голос.
— Так полторы тысячи… — я изобразил глубокое удивление. — Это ж всего-то пятьдесят долларов! Такая икона должна по меньшей мере несколько сотен долларов стоить!
— Да кто ее купит-то за несколько сотен, — опять вздохнула старушка. — Я уж и с полутора тысяч скину, если человек будет хороший, да дорого ему покажется… А что за иконы-то у твоей бабушки? — поинтересовалась она. — Аль не знаешь толком, не приглядывался?
— Да нет, почему, приглядывался, — ответил Алешка. — Одна, вот, на вашу похожа, тоже Николай Угодник. Только лицо у него… Ну, такое… Ну, более суровое, что ли… И красный цвет, где он есть, поярче, хоть, вроде, бабушка говорит, что очень старая икона… — детали рождались у него сами собой. — И этот Христос благословляет двумя пальцами, а не тремя. Бабушка говорит, что эта икона очень старая, что она еще от прадеда досталась, который был старообрядцем, и навеки запретил всем потомкам отдавать ее иконописцу, чтобы тот руку Христа переписал и сделал благословение тремя пальцами, как по-новому в церкви положено. И что таких икон, неповрежденными и непереправленными сохранилось раз-два и обчелся, и поэтому ее можно очень дорого продать. Но тут я не знаю, права моя бабушка или нет.
Взгляд у старушки вдруг стал на удивление живым.
— Кто знает, может, и права, — сказала она. — Ты вот что, милый, черкни на всякий случай телефончик мой для твоей бабушки. Я-то уже вторую свою икону продаю, да и приятельницам моим продавать доводилось, ради куска хлеба, так я приблизительно знаю, как в Москве такие дела делаются, подсоблю уж, чтобы ее не надули и заплатили как надо, а то в таких делах только держись, обдерут как липку! Как бабушку-то звать?
— Пелагея Степановна, — глазом не моргнув, ответил Лешка.
— А меня, значится, Анна Ивановна. Так ты телефончик-то записывай, и я, значит, буду в виду иметь, что если позвонит Пелагея Степановна из Подольска, то это — твоя бабушка, и помочь ей надо.
— Записываю, — Лешка вытащил ручку и билет на пригородную электричку. Это был вчерашний билет до Москвы от станции, возле которой находится наша школа. Алешка намеренно вытащил билет, а не какой-нибудь другой кусок бумаги: билет был косвенным доказательством, что он действительно живет в Подольске и приехал поглазеть на Москву. И старушка, зыркнувшая на билет, окончательно убедилась в правдивости Лешкиных рассказов.
Она продиктовала свой телефон, который начинался на «175». Судя по номеру жила эта Анна Ивановна довольно далеко от центра, и, выходит, специально приезжала в центр, туда, где туристов побольше, чтобы продавать свои подделки.
— Я обязательно передам, — сказал Алешка. — А мы… Мы не будем вам больше мешать. Всего вам доброго.
— Всего доброго, ребятки, — откликнулась старушка.
И мы пошли дальше, и, дойдя до угла здания, где старушка уже не могла нас видеть, помахали Жорику и Илюхе на другой стороне: мол, у нас все в порядке, есть успехи.
— Что теперь будем делать? — спросил я.
— Наблюдать за ней надо! — сказал Алешка. — Ты видел — старушка не так проста! Как она запала на ценнейшие иконы, которые можно по дешевке приобрести! Она понимает, что бабулька из Подмосковья будет счастлива и по сто долларов за икону получить! И то, что Христос, поднимающий два перста, что Николай Угодник, у которого красная краска почти не поблекла и не потемнела — это почти наверняка семнадцатый век, а то и шестнадцатый, в крайнем случае — начало восемнадцатого, но и это тоже неплохо, на несколько тысяч долларов тянет, — это старушка, я думаю, тоже поняла. Я специально ввернул такие приметы, значение которых понятно только специалистам, только людям, очень хорошо разбирающимся в древнерусской живописи…