Арбогаст сконфуженно кивнул. Он пытался совладать с дыханием и сидел, намертво переплетя пальцы обеих рук.
— Времена изменились, — приступил к делу Ансгар Клейн.
— Разве вам не кажется, что все тогда были слишком предубеждены против предполагаемого полового извращения, чтобы трезво рассуждать об альтернативных версиях происшедшего?
Эстерле решительно покачал головой.
— Нет, не кажется. Категорически не кажется.
Даже не глядя на Арбогаста, Клейн почувствовал, что тот опять заерзал на месте. Хуже того: Арбогаст принялся что-то бубнить себе под нос. Адвокат положил подзащитному руку на плечо, и этот жест подействовал все-таки успокаивающе.
— Господин Эстерле, мой подзащитный утверждает, будто профессор Маул в ходе первого суда демонстрировал некую окровавленную рубаху. Это соответствует действительности?
— Нет, не соответствует. О рубахе я впервые прочел в статье господина Сарразина, опубликованной в “Бунте”.
Эстерле кивнул в сторону зала, в точности указав место, где сидел сейчас Сарразин.
— Однако в материалах и вещественных доказательствах имеется рубаха, которую отправляли на анализ на предмет наличия следов крови.
— Это совершенно выпало у меня из памяти.
— И в обвинительном заключении 1955 года рубаха фигурирует в качестве одного из уличающих вещественных доказательств, — подключился к допросу судья Линднер.
— Может быть. Но у меня о ней разве что какие-то смутные воспоминания.
— Но вы можете исключить, что эта рубаха так или иначе фигурировала в ходе процесса?
— Я категорически исключаю возможность того, что эту рубаху демонстрировали в зале суда.
— Вы здесь теперь не прокурор, вы свидетель, вам следует придерживаться фактов, а не оценивать их, — резко бросил Клейн.
— Господину обер-прокурору это известно, — кротко прокомментировал судья. — Он знаком с уголовно-процессуальным кодексом.
— Вот только не придерживается его статей!
— Я изложил факты в том виде, в каком они мне запомнились, а на это я имел право как свидетель.
— У защиты больше нет вопросов! Клейн явно злился.
Судья кивнул представителям обвинения, призывая их приступить к допросу.
— Как, собственно говоря, вы пришли к умозаключению о том, что убийцей Марии Гурт может оказаться тот же человек, который совершил убийство другой женщины, тело которой было обнаружено примерно в том же месте раньше?
Этот вопрос задал доктор Куртиус.
— Это общеизвестная психологическая ситуация: преступник возвращается на место преступления.
— В таком случае следовало бы распустить уголовную полицию. Достаточно расставить на местах преступления людей с сачками — так оно и дешевле будет, — пробормотал Клейн достаточно громко, чтобы его расслышали в зале.
Оттуда и впрямь донеслись смешки.
— Теперь я должен сделать замечание вам, господин адвокат. Будьте серьезнее!
— Но поймите и меня! Четыре года мне пришлось вести отчаянную борьбу, причем бесплатно. Я запустил практику, подрастерял клиентуру — и все для того, чтобы вытащить этого несчастного из каторжной тюрьмы. А все потому, что дело тогда вели черт знает как и строили следствие на пошлых прибаутках!
— Это — сознательное искажение истины и принижение результатов нашей деятельности. Данный человек в высшей степени подходил на роль главного подозреваемого. — Эстерле впервые обратился непосредственно к адвокату. — Хотя Арбогаст и отрицал умысел на убийство, он однако же признался в том, что сдавил женщине шею, набросившись на нее сзади. Он заявил даже, что такой опыт имелся у него и ранее. Женщины, мол, от этого проявляют большую прыть.
— Вам никто не давал слова, господин свидетель!
Клейн только покачал головой, да и у обвинителей не нашлось новых вопросов к свидетелю. Судья отпустил Фердинанда Эстерле.
Напоследок вызвали Гезину Хофман, которую надо было допросить главным образом о том, в каких условиях были сделаны ею снимки на месте обнаружения трупа. Она рассказала о том, как мать разбудила ее в тот день спозаранок, потому что полиции срочно понадобился фотограф, как за ней заехали, как доставили ее на место, где она сразу же увидела в темных кустах белое женское тело.
— Это зрелище вас шокировало?
— Нет, отнюдь.
Шокировал Гезину, казалось, как раз только что заданный вопрос.
— Расскажите о своих впечатлениях поподробнее.
— Она была такая красивая.