Катя видела, что чиновники рассматривают фотографии мертвых тел через силу, этот страх перед мертвецами был ей понятен, хотя сама она его больше не разделяла. Она знала по имени каждого из мертвецов, над телами которых экспериментировала в последние месяцы, знала их биографии и, на основании собственных исследований, знала об их недугах и особенностях физической конституции больше, чем было известно об этих людях при жизни их самым близким. Она прониклась своего рода уверенностью в том, что получила у каждого из мертвецов согласие на опыты над его телом, хотя, разумеется, подтвердить такого вывода не смогла бы. И, наконец, она осознавала, что постоянная близость к смерти и мертвецам дает ей определенную власть над людьми, втайне фантазирующими на тему о том, что и со смертью можно как-нибудь договориться. Старший из чиновников переложил ее документацию на узкий стол, пластиковая поверхность которого неприятно поблескивала под резким лучом солнца. Прокашлявшись, он подозвал Катю поближе.
И объяснил ей, что означает ее предстоящая поездка в Федеративную Республику Германию. Что, будучи выездным кадром, она представляет за рубежом свою страну и прежде всего высочайший уровень научных исследований в Гумбольдтовском университете, который буржуазные ученые и признали, униженно пригласив ее выступить в качестве эксперта. Катя кивнула. Ей объяснили дальше, что нужно быть особенно осторожной при контактах с прессой, затрагивая в разговорах с журналистами исключительно профессиональные темы. Что ни в коем случае нельзя предаваться сравнению двух общественных укладов. В этом пункте Катя далеко не все поняла и хотела было переспросить, но тут в разговор вмешался второй чиновник, хранивший до сих пор внешне совершенно незаинтересованное молчание, Был он очень молод и крайне худ, скуластый и кадыкастый (последнего обстоятельства был не в силах скрыть даже ворот наглухо застегнутой, но чересчур просторной для него сорочки).
— После вашего возвращения, — тихим голосом начал он, — вам надлежит составить детальный отчет о поездке, причем в шести экземплярах, с тем чтобы вручить ректору и другим официальным инстанциям.
Улыбнувшись, он кивнул ей.
— Что, разумеется, отнюдь не означает, будто без вашего сотрудничества мы не были бы осведомлены обо всем, что вы предпримете в несоциалистическом зарубежье.
Теперь кивнула Катя.
— Понятно.
Несколько угрожающее молчание нарушил проректор — а именно такова была должность старшего чиновника, — принявшись расписывать, как все в университете гордятся Катей и результатом ее трудов. На прощание она подала мужчинам руку.
В пятницу, двадцать четвертого ноября, в пять минут двенадцатого, поезд № 218 отходил с вокзала Фридрихштрассе. Ильза сказалась в школе больной, чтобы, плача во весь голос, попрощаться с Катей на перроне. Катя же была всецело захвачена происходящим: с чемоданом в руке пройти паспортной контроль, проследовать по увешанному зеркалами и залитому неоновым светом проходу, подняться затем на практически пустую платформу и сесть на поезд, курсирующий между двумя немецкими государствами. Была захвачена настолько, что запоминала буквально каждую деталь, как будто затем, чтобы впоследствии тщательно ее обдумать. Билет у нее был с местом, она нашла свое пустое купе, встала у окна и выглянула наружу: поезд подобно зверю, случайно забредшему не на свою территорию, медленно скользил по городу через остающуюся невидимой и неразличимой границу. Она уже почти десять лет не была в Западном Берлине и сейчас чуть ли не удивлялась тому, что почти все здесь оказывается ей знакомым. Незадолго перед тем, как поезд прибыл на станцию Цоо, она села, расправила бежевый костюм и одернула юбку на коленях. Отопление, судя по всему, включили только что, и одновременно с тем, как становилось не так холодно, в купе ожил застарелый запах табачного дыма и обтянутых кожезаменителем зеленых сидений. Крышка металлической пепельницы полязгивала в такт колесам, но вот поезд, наконец, остановился. Катя Лаванс закурила. Уставилась на торчащий прямо под окошком фасад Федерального арбитража и на начинающуюся отсюда же улицу Гарденберга. В коридоре раздались громкие голоса, мимо купе проследовала развеселая компания молодежи. У одного из парней были волосы до плеч и парусиновый мешок, прижатый к телу локтем. На другом — тяжелые роговые очки и кожаная куртка. Судя по доносящемуся смеху, они зашли в следующее купе или через одно. К ней не присоседился никто. В одиннадцать двадцать пять поезд отправился со станции Цоо.