— Главным образом она. Я выпил только две рюмки.
— Кто заказывал алкоголь?
— Она.
— За столиком или у бара?
— У бара.
— Но вы поужинали?
— Да.
— И что потом?
— Она снова пила.
— Где?
— У бара.
— Кто заказывал?
— Она.
— И что вы делали, когда она пила?
— Ну, я сидел за своей рюмкой. Потом присел тот тип, ободренный ее поведением и начал заигрывать с ней.
— Игнорируя вас?
— Если разобраться, то игнорируя.
— Во сколько вы вышли из дома?
— В восемь.
— А во сколько вы вернулись?
— Не помню точно. Около десяти.
— Вы танцевали?
— Да.
— Несколько раз?
— Да.
— Потом, после того, как этот мужчина стал приударять за ней, или до этого?
— Ну, знаете, я не вижу повода подвергаться такому допросу. Я сказал, что знал, мама мне верит, отчим мне верит. Не понимаю, почему я должен оправдываться перед вами.
— Следовательно, за два часа вы успели доехать отсюда до «Коралловой Лагуны», поужинать, потанцевать пару раз, посидели у стойки бара и девушка напилась, а вы вернулись домой?
— Вам это не нравится?
— Слишком много событий для двух часов, — заметил Мейсон. — Я просто хотел уложить все происшедшее во времени.
— Тут нечего укладывать, — буркнул Карл с нарастающим гневом.
— Мисс Рэджис вернулась сразу же после вас?
— Этого я не сказал бы. Ни в коем случае.
— Но она застала вас в своей комнате.
— Ничего подобного. Я увидел ее только тогда, когда пошел туда с мамой.
— Но вы были в ее комнате, чтобы отнести туда сумочку?
— Да.
— А зачем вы ее открывали?
— Чтобы посмотреть, сколько в ней денег. Я не хотел, чтобы Диана потом говорила будто у нее что-то пропало и я ее обокрал.
— Вы нашли сумочку когда ставили машину после того, как приехали домой?
— Да.
— И сразу же отнесли сумочку в комнату мисс Рэджис?
— Да.
— И вы нашли эту бриллиантовую подвеску?
— Да.
— И вы сразу же пошли с ней к матери?
— Да.
Мейсон повернулся к миссис Бартслер.
— Сколько времени спустя после того, как сын принес вам подвеску, вы отправились в комнату мисс Рэджис?
— Почти тотчас же.
— Уложим все это во времени, — сказал Мейсон. — Вы могли бы сказать, что были в комнате мисс Рэджис через пять минут после появления сына с этой подвеской?
— Это наверняка заняло времени не больше, — холодно ответила миссис Бартслер.
Карл Фрэтч слегка нахмурился.
— А вы, кажется, утверждаете, — обратился к нему Мейсон, — что пошли к матери тотчас же после того, как нашли подвеску в сумочке мисс Рэджис?
— Не могу сказать этого совершенно точно, — ответил Фрэтч нетерпеливо. — Я не предполагал тогда, что меня подвергнут столь унизительному допросу.
— Однако, вы утверждаете, — продолжал Мейсон, — что нашли сумочку, поставив машину, после того, как приехали домой, что вы сразу же отнесли ее в комнату мисс Рэджис и что, обнаружив подвеску, пошли с ней сразу же в комнату своей матери. Миссис Бартслер сразу же вернулась с вами в комнату мисс Рэджис и вы застали ее там уже в одном халате. Из этого следовало бы, что она должна была оставить «Коралловую Лагуну» перед вами, чтобы успеть вернуться домой и сделать все это…
— Я могла немного ошибиться во времени, — перебила миссис Бартслер с ледяным достоинством. — Когда я теперь над этим задумываюсь, то припоминаю, что в первую минуту мне было трудно поверить в то, что кто-то из домашних мог унизиться до того, что обкрадывает меня. Я расспрашивала Карла некоторое время о том, что представляет из себя эта мисс Рэджис и что он узнал о ней в этот вечер. То, что я услышала, не было для нее слишком похвально.
— Следовательно, это продолжалось некоторое время?
— Да. Теперь я припоминаю, что мы пошли не сразу.
— Это продолжалось пятнадцать минут?
— Мне трудно установить пределы времени.
— Могло продолжаться целых полчаса?
— Может быть.
Мейсон повернулся к Язону Бартслеру и спросил:
— Вам достаточно?
— Сколько вы требуете, Мейсон?
— Во-первых, я хочу получить вещи мисс Рэджис. Кроме того, я хочу получить ее плату до сегодняшнего дня, а также за две недели выходное пособие. Что касается остального, то я должен буду переговорить со своей клиенткой, а вам советую переговорить со своим адвокатом.
— Если ты заплатишь ей хотя бы один цент, я не прощу тебе этого до смерти! — накинулась на мужа миссис Бартслер. — Этот человек приходит сюда и имеет наглость сомневаться в словах Карла!
Бартслер хотел что-то сказать, но прикусил язык.
— Конечно, — вставил Мейсон, — если вы хотите конфронтацию в суде и допрос свидетелей, то я не имею ничего против этого.
— А впрочем, делай как знаешь, Язон, — заявила миссис Бартслер. — В конце концов, возможно, будет лучше откупиться и отделаться от этой уличной девки раз и навсегда. Несомненно, она только и ждала этого момента, с того дня, как переступила порог нашего дома.
И величественным шагом она направилась к двери. Карл хотел было исчезнуть вслед за ней.
— Подожди, Карл, — остановил его Язон Бартслер. — Задержись еще на минуту, хорошо?
Колебание молодого человека было заметным. Однако, поразмышляв, он пожал плечами, повернулся и снова подошел к креслу отчима.
— Ты, гаденыш, — сказал Бартслер не повышая голоса, совсем так будто разговор шел об обыденных вещах. — Номером с этой бриллиантовой подвеской ты уже воспользовался каких-то три года назад, когда у нас работала та девушка — горничная твоей матери. Только, кажется, в тот раз у тебя получилось лучше, потому что тогда моя жена весь день рассказывала, что у нее пропала эта подвеска. Вечером ты вышел с молоденькой горничной, а утром подвеска оказалась на своем обычном месте. Я основательно это обдумал. Теперь я вынужден буду за тебя платить. Твоей матери не обязательно об этом знать, но ты помни на будущее, что я раскусил тебя, ты, маленький лицемерный негодяй! А теперь — прочь отсюда!
Карл Фрэтч сделал ироничный поклон, который должен был показать, что он подчиняется авторитету старшего человека из-за врожденного нежелания возражать и готовности настоящего джентльмена скорее согласиться с неприятным и унизительным положением, чем забыть хоть на минуту о вежливости.
Когда дверь за ним закрылась, Язон Бартслер повернулся к Мейсону.
— Итак, сколько?
— Мне действительно трудно определить сумму. Я пришел получить вещи своей клиентки, установить обстоятельства происшествия и…
Бартслер поднялся, подошел к сейфу, повернул циферблат.
— Я открывал ей, когда она вернулась, Язон, — отозвался Фрэнк Гленмор. — Она просила, чтобы я вернул деньги той женщине, которая приехала одновременно и заплатила за такси вместо нее.
— Диана была пьяной? — спросил Бартслер через плечо.
— Нет.
— У нее был подбит глаз?
— Нет.
Бартслер открыл дверцу сейфа, затем маленькие внутренние створки, выдвинул ящик, закрытый на ключ, отпер его и достал пачку шелестящих новеньких стодолларовых банкнот. Отсчитав десять он заколебался, прошептал: «Диана, это хорошая девушка», — и отсчитал еще пять. Задумался на минуту, сказал Мейсону: «Вам тоже положен гонорар», — и отложил следующие пять в отдельную пачку.
— Две тысячи долларов, — сказал он. — Полторы для нее и пятьсот для вас. Взамен я получу заявление, что вы отказываетесь от всяких претензий и обвинений в клевете, нападении, насилии, повреждении и всего, что только можно придумать.
— К сожалению, — ответил Мейсон, — сейчас я не располагаю полномочиями для заключения договора.
— Вот телефон, — заявил Бартслер. — Поговорите со своей клиенткой. Я хочу решить это дело положительно и окончательно.
Мейсон подумал немного о чем-то прежде, чем поднять трубку и набрать домашний номер Деллы Стрит. Через минуту он услышал голос своей секретарши.