– Действительно, давно, – подтвердил я, стараясь не встречаться глазами с мутным бессмысленным взглядом. – И я тоже ничего не забыл. Поехали.
– Я не могу в таком виде показаться Юре. Ты с ума сошёл, – заявила она.
– А тебе не всё равно? Ты же мёртвая, ты уже лучше не станешь выглядеть.
Сказал я это, видимо, чересчур цинично, да и вообще по отношению к женщинам такими словами бросаться не стоит. Но, хотя я и пересмотрел несколько десятков фильмов про ходячих мертвецов, как с ними разговаривать в реальной жизни, я просто не представлял.
Да и в кино они обычно не разговаривали, а с рёвом набрасывались на живых людей и рвали их на части.
«Зомби», в которого превратилась Ирина, не вызывал у меня страха смерти. Ужас, тошноту, омерзение, жалость – да. Но я её не боялся. Куда страшнее осознавать, что я тоже скоро стану таким же.
Но как бы там ни было, я намеревался вернуть женщину мужу. Мне ведь за это заплатили.
Ирина на меня явно разозлилась.
– Балабол и циник, – с омерзением произнёс труп. – Ты вообще не изменился.
Из носа покойной неспешно ползла струйка мутно-белёсой жидкости. Женщина обтёрла лицо рукой, посмотрела на свою ладонь.
– Такое ощущение, что из меня вытекают мозги, – огорчённо произнесла она. – Я почти ничего не могу вспомнить. Не могу представить будущее. А ещё вчера я легко отвечала на все вопросы, которые мне задавали эти сволочи.
– И ты им отвечала?
– А куда мне было деваться? Передо мной висел градусник... Вот он, – Ирина ткнула в прибор чёрным пальцем. – На нём всегда была одна и та же температура – плюс два. При таких условиях я могла жить... существовать ещё очень долго – может быть, даже несколько недель. Один мой отказ – и повышение на градус. Это очень больно и страшно – чувствовать, как ты разрушаешься. Если меня заморозить, я погибну сразу же, даже если потом снова дать плюсовую температуру. Мне объяснили, что заморозка разрывает структуру плоти. Впрочем, я это и так представляю. А в тепле я начинаю раскисать и таять. Вот как сейчас – сам видишь...
Хриплый кашель прервал этот монолог. Ирине явно было трудно разговаривать. Я предположил, что ещё немного – и она вообще потеряет эту способность.
– У них что-то произошло с аппаратурой, – сказала Солярик. – И они не смогли её быстро настроить...
– Пошли на улицу, – повторил я.
– Что я там забыла? Я же моментально распадусь на части.
– Сейчас ночь. Осень, ноябрь. Погода на телефоне показывает плюс пять. Это всяко теплее, чем здесь... К тому же, сама видишь, температура растёт.
Градусник показывал уже двенадцать.
– Ты прав... Как ты сказал, тебя зовут?
– Иван.
– Иван. Ты из полиции?
– Нет, я частный детектив.
– А что, такие бывают?
– Пока да.
– Ладно... Ты знаешь, я не могу встать. Такое ощущение, что вместо мышц у меня кисель. Помоги мне.
Я подошёл к Ирине, протянул ей руку, которую она тут же довольно крепко схватила. «Мёртвые хватают живых», – вспомнил я полузабытый афоризм. Но никаких метафор, сейчас в меня вцепилась недавно убитая женщина. Да и я живым был лишь условно. Свободной рукой я обхватил её вздутую, неприятно мягкую талию и приподнял с кушетки. С тихим хлюпаньем её попа оторвалась от поверхности. Женщина, видимо, изо всех сил старалась мне помочь и потому переступала достаточно устойчиво. Её разбухшие до слоновьих размеров ноги, обутые в простые туфли без каблуков, негромко ухали по металлическому полу. Я случайно посмотрел на место, где Ирина только что сидела, и быстро отвёл взгляд от мутной влаги, растёкшейся по поверхности.
Связанного по рукам и ногам Сашу я запихнул в холодильную камеру и запер дверь, невзирая на его вопли. Простудится – и чёрт с ним. В тюремном лазарете вылечат... А спустя пятнадцать минут мы с Ириной вышли через чёрный ход на улицу. Моя машина стояла точно так же, как я её и оставил – на углу здания.
От ночной уличной атмосферы я чуть не опьянел – всё-таки в подвале от миазмов воздух можно было ножом резать. Даже Ирина вздохнула с глубоким клокотанием в глотке – видимо, она хоть что-то ещё ощущала. Я немного солгал: на улице по-прежнему было значительно теплее – градусов восемь. К счастью, дождь прекратился – а то ощущение горячих капель кипятка могло запросто свести с ума даже мёртвого. Да и без того было ужасно жарко.
– Я вижу, что тебе не хочется пускать меня в салон, – грустно сказала Солярик. – Открывай уже багажник. Я всё понимаю и не обижаться не стану.
Мне действительно не очень хотелось, чтобы пассажирка продолжала подтекать на сиденье, и я с готовностью поддержал её предложение. К сожалению, Ирина самостоятельно уже не могла забраться внутрь, даже задрав подол платья. Я порадовался, что на улице достаточно темно, потому что пятна на ногах женщины выглядели именно так, как и должны выглядеть. Тем не менее я помог ей устроиться внутри как можно удобнее. В этих старых «бумерах» багажники явно предусмотрены для перевозки пассажиров – от этом ещё кинематографисты времён «перестройки» упоминали.