Штрюбнинг хрустнул замочком портфеля, достал несколько листков бумаги и газету.
— Бригадефюрер Вермке дал о фрейлейн Штилле положительный отзыв. Разработка тоже не принесла негативных данных. Поскольку штандартенфюрер приказал практически не касаться работы Бертгольда в Праге, я ограничусь констатацией того, что сказано в «Народном вестнике». Статья, несомненно, инспирирована чешскими секретными службами, и это дает мне основание считать, что ее факты точны; компрометируя нас, чехи не вправе дать повод поймать себя на мелкой лжи. — Штрюбнинг развернул газету. — Здесь говорится, что в последний раз Штилле была в Праге и останавливалась в отеле «Централь». Она держалась очень сдержанно, получала ежедневно почту из Германии, однако ее никто не посещал. С 9 утра до вечера она отсутствовала и говорила, что учится в Праге. С Бертгольдом у нее были 4 и 5 августа свидания в ресторане… 5 августа Штилле выехала из отеля «Централь», но Прагу покинула только 7 августа. Где она была эти два дня, пишет газета, не выяснено. Она уехала 7 августа поездом в Словакию. Возможно, что, узнав об аресте Бертгольда, бежала за границу. — Штрюбнинг сложил газету, аккуратно разгладил по сгибам. — Мне кажется, ее следовало бы допросить.
— Ну-ну, — сказал Мюллер. — Вы что, в чем-то не уверены?
— Штандартенфюрер не сочтет меня излишне осторожным, если я отвечу, что полной уверенности в Штилле у меня нет… Хотя не думаю, что чехи сработали бы так топорно, если б завербовали ее. Взять Бертгольда и дать ей «ускользнуть» — нонсенс. Элементарное чувство самосохранения и то обязывало бы нас начать ее подозревать…
— Вот именно: элементарное. А более сложный ход вы в расчет не хотите принять? — Тон у Мюллера был ироническим, но лицо оставалось серьезным. — Они ведь могут предположить, что столкнутся с такими умниками, как мы с вами.
Штрюбнинг, уловив иронию, позволил себе улыбнуться:
— Разумеется. Мы ее подозреваем, и мы же, приняв во внимание мнимую «топорность» работы чехов, сами подыскиваем ей оправдания. Вы это имели в виду?
Мюллер тихо засмеялся. Покачал лысеющей головой:
— Да, так! При одном условии, что в будущем Штилле может быть им полезна. А чем, скажите-ка, Штрюбнинг, может быть полезным врагу лицо, которое, согласно все тем же элементарным — подчеркиваю: элементарным! — правилам, мы должны раз и навсегда отсечь от своего учреждения? Что оно им принесет, это лицо? Сведенья о ценах в сосисочных? Или вы думаете иначе?
— Нет, — сказал Штрюбнинг, не попадая в тон. — Штандартенфюрер прав. И допрос мне нужен для формальности. Ибо… — он на мгновение запнулся, но тут же докончил твердо: — Ибо прошлое Бертгольда вызвало у меня серьезные сомнения. Не поручусь, что коллега Вермке и Кристман не допустили ошибки.
— Вы беретесь это доказать?
Лицо Мюллера стало непроницаемым, но Штрюбнинг уже не мог отступить:
— Да, штандартенфюрер! Да! С помощью серьезных документов.
Мюллер был выходцем из низов и любил жаргонные словечки. Даже став тем, кем он стал, он нередко пускал их в ход. Поэтому фраза, которой он завершил разговор, прозвучала отнюдь не по-уставному.
— Ну-ну, — сказал Мюллер нехотя и без выражения. — Валяйте!
Вернувшись к себе, Штрюбнинг разделил бумаги из портфеля на несколько стопок. Вложил их в служебные корочки. Спрятал дела, кроме двух, в сейф. Некоторое время бездумно разглядывал стены: отдыхал, расслабляясь после трудного разговора. Потом заставил себя собраться. Перечитал бумаги, раскассировал их по папкам секретного делопроизводства, одну из двух — толстую — отправил в сейф. Подумал: «На Бертгольда уйдет бездна времени. Да и не стоит торопиться. Мюллер, по-моему, хочет иметь на Кристмана и Вермке компрометирующие материалы и прибрать эту пару к рукам. Копает под АО. Значит, нужно все здорово подработать». Додумывая это, Штрюбнинг раскрыл вторую папку, щелкнул патентованным скоросшивателем, закрыл. Написал косым почерком на этикетке: «Эльзе Штилле». Пониже вывел: «Документов по описи 2 (два):
1. Газета «Народный вестник» от 8. IX. 1935 г.
2. Отношение СС-бригадефюрера Вермке из АО». Выше всего этого, оттиснутый черным, хищно впился в бумагу длинный, в одну строчку гриф: «Секретно! Дело государственной важности».
2
В берлинской квартире Эльзе ожидали слой серой пыли на вещах и продолговатый конверт в почтовом ящике. Распечатав его, она извлекла короткое письмо, отпечатанное на машинке, и приглашение посетить криминаль-ассистента Штрюбнинга — Принц-Альбрехтштрассе, 8, комната 163, — или позвонить ему, если болезнь или загруженность делами помешают ей нанести визит до 21 сентября. Прочитав приглашение, Эльзе не испытала страха. Если б гестапо собиралось ее арестовать, то не тратило бы времени на переписку, а взяло сразу же по переезде границы, и точка.