В полночь 12 декабря чиновник в штатском вошел в камеру.
— Можете лежать, — раскрыл папку. — Послезавтра вы предстанете перед имперским военным судом. Распишитесь.
Он протянул Эльзе папку, прикрыв текст бумаги ладонью.
— Я могу получить копию обвинительного заключения? Это же мое право! Равно как и право на защитника.
— Адвоката выделит суд. Что же касается копии, то обычные нормы судопроизводства по вашему делу не будут применены.
…За шесть часов до того Редер и Фалькенберг закончили составление обвинительных заключений и в тот же вечер получили одобрение Гитлера и Геринга. Вместо одного процесса было приказано провести двенадцать. Для «защиты прав обвиняемых» выделили четырех адвокатов.
Рука не поднимается написать — «юристы», «правосудие», «защита», когда из документов и рассказов немногих уцелевших очевидцев складывается описание того, что гитлеровцы называли судебной процедурой.
Зал — почти без публики; в рядах — чины СС и СД, военные, фюреры организаций НСДАП. За столом, на помосте, — мундиры, форменные петлицы, погоны.
Обвиняемых от адвокатов отделяет пространство в пятнадцать метров.
Нет ни малейшей возможности получить совет, обратить внимание «защиты» на фальсификации, подтасовки, подлоги, совершенные следствием и судом.
К одному из обвиняемых, выдающемуся писателю Гюнтеру Вейзенборну, за минуту до начала процесса подошел Курт Валентин — юрист, выделенный СС для роли адвоката. «Я ваш официальный адвокат, я знаком с вашими документами. Вы знаете, вас могут приговорить к смерти. Мы с вами еще позднее увидимся». Через час выяснилось, что Курт Валентин не читал дела и понятия не имеет, в чем конкретно обвиняется его «подзащитный»!
Другому обвиняемому, Гримме, было объявлено, что защитник из-за недостатка времени не ознакомился с обвинительным заключением. Еще одному участнику процесса нацистский «адвокат» сообщил, что участвовать в заседании не будет, так как в это время… привык обедать.
Так осуществлялось «право на судебную защиту».
О праве же «на справедливость» не могло быть и речи. Приговоры — смертная казнь — были предрешены заранее.
21 декабря Гитлеру принесли на утверждение приговор суда.
Перед этим приговор был согласован с Кейтелем.
Поздно вечером в Шарлоттенбург, на Витцлебенштрассе, 4—10, в имперский военно-полевой суд, фельдкурьер, охраняемый автоматчиками СС, доставил пакет.
В одиннадцать часов с минутами пакет был вскрыт.
В нем лежал лист бумаги, начинавшийся словами: «Фюрер. Ставка фюрера. 21. 12. 1942 г.». Далее в документе было: Я утверждаю приговор имперского военного суда, вынесенный бывшему легационному советнику Адольфу фон Шверингу и журналистке Эльзе Штилле…
В помиловании отказываю.
Приговор в отношении Адольфа фон Шверинга привести в исполнение через повешение…
Следовали подписи: Адольф Гитлер.
Начальник штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил Кейтель.
…Казнь приказано было провести не мешкая — 22 декабря.
Ночью приладили крюки — до той поры в тюрьме Плётцензее не вешали. Только обезглавливали.
Гитлер и Кейтель посчитали, что смерть от гильотины для участников Сопротивления слишком быстра. Исключение было сделано лишь для женщин.
Эльзе ввели в зал через боковую дверь. Руки ее были скованы сзади.
Был оглашен указ имперского министра юстиции об отказе приговоренной в праве на помилование. Как было отмечено в протоколе процедуры, «приговоренная держалась спокойно и сохраняла самообладание».
От сигареты и священника Штилле отказалась.
Легла на плаху…
Нож, опущенный палачом с высоты, скользнул вниз.
Через одиннадцать секунд врач из СС констатировал смерть.
…В Главном управлении имперской безопасности дело Эльзе Штилле, 31 года, журналистки, отправили в архив для бессрочного хранения. На обложке его стоял все тот же гриф: «Секретно! Дело государственной важности».
Советский народ, придя освободителем на немецкую землю, вернул людям правду, возвратил немецкому народу славу его патриотов.
Смерть не убила их.
Смерть не убила их дело.
Ибо правда всегда сильнее смерти, и нет силы, способной остановить ее, как невозможно уничтожить жизнь…
Москва — Берлин — Москва