— Почему ты не на работе? — спрашиваю у Лайонела, оборачиваясь.
— Потому что мне дали выходной для сбора вещей.
— Вещей?
— Да. Ты не могла бы бекон пожарить? — спрашивает он, протягивая мне сковороду. Не спрашиваю, вижу, что Лайонел набирается решимости. — Поэтому я и звонил тебе. Меня переводят в Канберру. Это назначение мечты, я пять лет его добивался.
— О, мои поздравления, правда!
— Не спеши, — сухо хмыкает он. — Я не ожидал, что должность достанется мне теперь, когда Керри умерла. Из-за детей я в последнее время сильно отстал в этой гонке… — Мне отчетливо вспоминается звонок Шона… кажется, я знаю, кто помог Лайонелу получить место. Этот кто-то очень любит играть на чужих амбициях! — На мое место здесь — представь себе — даже человека уже нашли, никто не ожидал, что я могу отказаться. Но эта работа потребует всех сил и времени, а у меня трое детей. Оливия хорошая, но она совсем не… — И замолкает, будто испугался договаривать.
— Совсем не Керри, — заканчиваю я его мысль, посыпая специями бекон. Пытаюсь скрыть эмоции, подавить преждевременную радость. — Я понимаю.
— Нет, не понимаешь… — воинствующе начинает он. — Она не такая как Керри, но все же чуточку такая же…
Его утверждение могло бы быть лишено всякого смысла, если бы я не чувствовала нечто подобное по отношению к другому человеку. И, не поднимая глаз, говорю:
— Понимаю, уж представь себе. Селия тоже не такая как Керри, но чуточку такая же. И с ними нам полегче.
Всего на несколько секунд, Лайонел сжимает в своей ладони мою руку, и я чувствую тепло и свет — неизменные спутники Керри. Да, Лайонел поступил со мной некрасиво, но только рядом с ним и с малышами я не сомневаюсь в том, что наша дружба стоила каждой минутки преследовавшей месяцами боли… Она все еще живет. В них. И с ними.
— Ну так что? — не сдержавшись, подталкиваю я Лайонела, не в состоянии ждать больше ни секунды. — Ты не договорил.
— Ты их крестная. Керри хотела, чтобы в случае его ты взяла на себя заботу о наших детях.
— И, по-твоему, переезд с новой подружкой на более теплое местечко — тот самый случай? — Я хочу этого, но не смогла не задеть Лайонела. Дети уже потеряли мать, а он…
— Ты была права. Ты это хочешь услышать? Они грустные. Все время грустные. Я понятия не имел, на что подписываюсь. Растить троих детей тяжело. И я не справляюсь. Оливия пытается помогать, но она тоже работает, устает… Плюс, если я лишусь своего места, на что мы все будем жить? — И, наконец, начинает он нападать.
А мне вдруг вспоминаются слова Шона. О том, что настоящая любовь заставляет находить выход. Он ведь говорил о любви вообще, а не только о той, которая связывает половинок в единое целое. Не из-за нее ли я бросилась с головой в Сициллийскую авантюру, хотя понятия не имела, как и чем смогу помочь отцу? Такие ситуации, как сейчас у Лайонела — призма для приоритетов. Он мог бы найти новую работу, но предпочел поискать человека, который заберет детей. Устал, опустил руки. Разумеется, о своем выборе начнет жалеть, но вернуться трудно. И, надеюсь, Шон не дремлет…
— Джо?
— Что ты предлагаешь? Ты должен сказать это вслух, — хрипло говорю, из последних сил сохраняя спокойствие.
— Я предлагаю тебе взять опекунство над детьми, — на одном дыхании выпаливает Лайонел.
После этих слов по моим щекам начинают течь слезы. Я понятия не имею, как Шон догадался. Возможно, тогда, в кошмарах, я оправдывалась перед Керри за то, что отдала ее детей чужой женщине. Ну или авария и детские рисунки выдали меня с головой. Да, черт возьми, разве это важно? Нет. Суть в том, что он как всегда смолчал, чтобы потом, однажды, дать мне то, чего я отчаянно хотела в самой темной глубине сердца.
Наши желания — странная штука, они не всегда правильны, зачастую противоречивы, но это не умаляет их силы, вопрос лишь в том, что ты предпочтешь: прикрыться условностями или попытаться добиться желаемого, невзирая на мораль и общественное мнение. Однажды я уже вынуждена была ответить на этот вопрос, и… нашла свое счастье. Пожалуй, я готова подыграть Шону Картеру. Я все-таки понимаю, почему он боролся за меня и Бабочек, переставляя людей точно шахматные фигурки.
— Да. Я согласна, — выдавливаю из себя.
Знаю, что ответь я отрицательно, Лайонел бы вздохнул с облегчением и побежал искать новую работу, прикрывшись обстоятельствами. Он такой. Но не я. Я не собираюсь отказываться от своего шанса на счастье. Правда ли я стерва? Может быть. Ну и пусть! Все мы не безгрешны. И не вам меня судить.
Эпилог
— Смотри! Э-у-й-о!
— Гав-гав!!
— Йохоу!
— Гав!!!
— Ты жульничаешь! Это не буква! — вопит Марион под дверью нашей спальни. Ну почему именно здесь? За что? В этом доме комнат пятнадцать, но нет, наша дверь будто единственная.
— А по-твоему, э-у-й-о — буква?! — возмущается Джулиан.
— Я же просил тебя не учить мелюзгу алфавиту перед сном, — шипит Шон. — Суббота, семь утра, а они изобретают у нас под дверью неизвестные миру гласные…
— Я, вообще-то работаю! — огрызаюсь. — И бываю дома только рано утром и по вечерам. Когда еще я могу учить детей? Ты же мне не помогаешь!
— Еще как помогаю.
— Шантаж Джулиана не в счет!
— Шантаж — самый лучший стимул в обучении… — начинает Шон толкать свою любимые революционные речи.
— Они проснулись? — вопрошает Марион, пытаясь заглянуть под дверь, и мы мигом замолкаем, притворяясь спящими. Вдруг уйдут?
— Гав! Гав-гав-гав!
— Тупая твоя псина. Только внешне на Франсин похожа! — шиплю на Картера.
— Отличная собака. Это все три спиногрыза, они кого угодно доведут.
— Гав-гав-гав-гав-гав!
— Это не спиногрызы, а дети. Де-ти! И вообще, сейчас дети молчат, а собака все равно надрывается. Это ли не доказательство?
Но раздается звонок в дверь.
— Очевидно, бедняга надрывается, так как учуяла твою ненормальную матушку, — злорадствует Шон. — Ты открываешь.
— С чего это я?
— Мои родственники, к счастью, в гости не ходят. — Самодовольство так и прет…
Напяливаю халат, выхожу в коридор, а дверь мстительно оставляю открытой. Любвеобильные и лишенные инстинкта самосохранения малышки тут же устремляются в проем. На лице Шона отражается неприкрытый ужас, а они уже ныряют в теплую кровать. Я-то, в отличие от некоторых, разрешаю понежиться под боком. Мне и самой в кайф… Но не Шону, хехе.
Спускаюсь вниз, не переставая гадко хихикать. Картера я люблю, но к сочувствию это не имеет никакого отношения. Иногда наше противостояние — сплошное удовольствие. Распахиваю дверь, и меня тут же начинают душить в объятиях. Мама, папа, затем мистер и миссис Роббинс. Вы не ошиблись. В отличие от Лайонела, родители Керри от внуков не отказались, и теперь, на беду Картера, у нас огромная, счастливая семья.
— Где Шон? — плотоядно вопрошает мама прямо с порога. Она чудесная. Но мстительная. Свадебную выходку Шона она так и не простила, и теперь ищет все уязвимые местечки непомерного самолюбия.
— Он еще спит, — стараюсь мирно урегулировать вопрос.
— Тогда пойдем будить! — радостно заявляет она. — Саванна, держи запеканку, я иду приветствовать зятя!
В отличие от Шона, я родительские визиты люблю. Готовить не приходится… Кстати, ездят они часто. Раз в две недели, да еще и ночевать иногда остаются. А что? Места предостаточно.
Пока мама обнимает и целует Джулиана, бегу в спальню. Шон, конечно, с мамой здорово прокололся тогда, и поделом ему, но он спит голым, а этого зрелища мама точно не перенесет.
— Вытащи их отсюда! — шипит Картер, старательно не пуская детей под одеяло. Сдерживая хохот, велю малышкам идти встречать гостей, и только они скрываются в коридоре, Шон выскакивает из кровати и начинает натягивать штаны. Я же просто умираю от хохота.