— Я стою и молюсь, чтобы эти белые вихры мне померещились, — громко говорит Хелен Амберт из-за моей спины. И весь кафетерий на нас оборачивается. Вот уж без кого бы моя жизнь в Сиднее точно стала лучше. Но разве в университете Шона Картера может не быть подлянки размером с одно непомерно раздутое эго? Да это же меньшее из зол! — В двадцать твое увлечение перекисью водорода казалось по-детски милым, Конелл, но в двадцать шесть — явный пережиток.
— Присаживайся, Хелен, может, полегчает, — так же громко отвечаю я. Теперь заинтересованы даже те, кто раньше не обращал на нас внимания. — Преподаешь, значит?
— Ага, на кафедре Картера, — улыбается она так, будто это достижение равносильно покорению Эвереста. У нее всегда были странные представления о жизни.
— Сочувствую, — поднимаю я бровь. Считать, что работать на Шона и рядом с Шоном — предел мечтаний, может только мазохистка.
И, словно неведомым образом нас услышав, в кафетерий входит Картер.
— Конелл, ты что тут делаешь? Предполагается, что в первый рабочий день люди приходят к начальству и подписывают необходимые бумаги.
— Привет, Картер. — Говорю я, безуспешно пытаясь подавить нелепую радостную улыбку. Ну, или хотя бы превратить ее в ядовитую, потому что убираться с моего лица она явно не собирается. — А я думала, что это совсем не обязательно. Ты же не спрашивал, стану ли я тут работать, приказал и все. Неужели с бумагами так не работает? Рявкнул — подписались. Нет? Не выходит?
Разумеется, Шон не улыбается моей шутке, однако соревнование за титул самого ехидного преподавателя кампуса поддерживает:
— Как отдохнула, Джоанна, хорошо? Матушка тебя в ванильный сироп не закатала? — Остается только поморщиться. Он при Хелен и студентах говорит о моей маме. Это удар ниже пояса, придурок!
— Как видишь, нет, — огрызаюсь я. Ну вот и все, проблема улыбки сама разрешилась.
— И, пожалуйста, сделай вид, что не знаком с моими родителями, только так мы сможем нормально существовать в стенах этого университета.
— О Боже, Ханна, ты нездорова?! — вместо того, чтобы пойти на мировую, восклицает он, удивительно точно подражая интонациям и акценту моей мамы.
— Не смей трогать моих родителей! — забыв об остатках вежливости рычу я. — Они в Ньюкасле, глаза тебе не мозолят. Отвали от них и вернись к своим компьютерам.
Шон на мои слова не реагирует. Просто бросает на стол газету, чуть не опрокидывая при этом мой кофе. Раздраженно беру ее и замираю, там на первой странице во всю полосу заголовок: «Задержание сеньора Хакера прошло роскошно». И мое фото рядом с Монацелли, где последний уже в наручниках. Супер! Прическа запечатлена навеки.
— Почитываешь желтые газетенки, Картер? — вот и все, что я могу сказать, видя себя на первой полосе. От текста, который сопровождает не меньше десятка фотографий, главными действующими лицами которых являемся мы с Манфредром, меня откровенно тошнит.
— Да я уже какие только не читал, но самые шикарные ракурсы именно в этом издании. Подумал, ты оценишь.
— И самый гадкий текст я тоже оценила, — фыркаю я.
— Не думаю, что его хоть кто-то читал. На фоне картинок он просто меркнет. Браво! Ты не зря вылила на себя цистерну лака для волос.
— О! Смотри, Картер, да у нас спустя семь лет появилась первая совместная фотка. Прогресс-то какой! — фыркаю я, а затем кладу газету на стол и аккуратно пристраиваю стаканчик с кофе на нос напечатанного Шона. Реальная версия раздраженно фыркает.
— Бумаги, — напоминает он. — И через двадцать три минуты у тебя первая лекция. Советую поспешить.
В кабинете Картера новые жалюзи и компьютер. Все остальное словно застыло во времени. Сижу в кресле напротив стола Шона и читаю бумаги. Зачем я это делаю? Интима, вроде, не наблюдается, а договор о добровольной продаже души я подписала еще в Риме.
— Все? — спрашиваю я, возвращая Картеру подписанные документы.
— Вот держи. Это учебный план. Можешь его выбросить самостоятельно. Толку от него никакого. Все, иди отсюда.
Хм, а может преподавание — не так уж и плохо? Вдруг мне по-настоящему понравится пить кофе с Клеггом и упражняться в словесном фехтовании с Хелен и Шоном. Тут же… целая жизнь со всем ее спектром! Не то, что на базе. Но словно услышав мои мысли, только я дохожу до дверей, Картер меня окликает и спускает с небес на землю:
— Конелл, я бы посоветовал тебе на парах быть суч**й. Ничто другое молодежь не вразумляет.
О вот он — минус, брать на себя ответственность за несколько сотен раздолбаев вообще не хочется!
Шон прав. Вхожу я в аудиторию, а там сидит толпа детишек. И все такие высокомерные и важные, хоть умирай от осознания собственной ничтожности. Ах да, тут же, полагаю, каждая собака знает, чьей я была подружкой. Что ж, воспользуемся советом Картера: выберу самую противную девушку, назову ее Хелен, стану концентрироваться на ней и истекать ядом. Решено!
— Всем привет, мое имя Джоанна Конелл. И двадцать три минуты назад мне объявили, что я буду вести это занятие. Полагаю, что вы обо мне узнали… пораньше. — Закрываю дверь на ключ. — Ректор был так любезен, что не только не сообщил мне о начале лекций, даже не сказал, кто вы такие. Ну так, с какой вы хоть кафедры?
— Защита информации, — насмешливо подсказывает весьма противная на вид девица.
— А вот и ты, Хелен, — улыбаюсь я криво.
— Я Элис.
— Уверяю тебя, ты самая что ни на есть Хелен! — В аудитории звучат смешки.
— Амберт? — вдруг проявляет просто нечеловеческую прозорливость некий растрепанный парнишка. — Вы же учились с Хелен Амберт?
— Садись. Пять, — кисло говорю я. Жаль, что так быстро раскусили. — Вот и вы теперь тоже с ней учитесь. — Подозрительно смотрю на недоделанного шпиона и все-таки спрашиваю: — как тебя зовут?
— Энрике Каддини.
Итальянец. Шикарно. А по виду и не скажешь, зато по ощущениям… после летних событий у меня определенно аллергия на их нацию.
Собственно, как вы уже, наверное, догадались, я понятия не имею, о чем рассказывать детишкам, а потому начинаю исторический экскурс (а-ля цитата первой главы диссертации).
— Так, ладно, поехали. Распределенное и параллельное программирование — штука, которая требует особенного строения мозгов. У мельбурнских джентльменов есть на этот счет целая теория, кому будет сильно интересно — могу с ними познакомить, а на память цитировать не стану. Параллельное программирование — вложение интеллектуальных ресурсов в код, а не железо. Процесс особо извращенного головоломания был изобретен еще в 1960-х годах, когда в операционных системах появилось страшное словосочетание «системные прерывания» и, соответственно, второй вычислительный процесс. Затем нас всех своим изобретением благословил (или проклял, кому как больше нравится) Сеймур Крэй из Control Data Corporation (Силиконовая Долина, штат Калифорния), и было оно первым в истории суперкомпьютером. В тот день небо почернело, и зелеными буквами, совсем как Матрице на нем нарисовалась надпись: добро пожаловать в эру параллельного программирования.
Народ переглядывается, но все слушают, а я сажусь на собственный стол и кладу ногу на ногу.
— И с тех самых пор человечество мучается, так как фоновый процесс-то они придумали, но так и не нашли способа в него посмотреть. Иными словами, я рада приветствовать вас в мире, где ваши главные помощники: принтер, карандаш, много кофе и семь кругов ада отладки на бумаге. В моем мире.
Студенты моргают, но не шепчутся — слушают, а дружок-итальяшка, кажется, вообще порами впитывает каждое слово.
— Обычный человек с феноменом суперкомпьютера сталкивается чаще всего при использовании неких облачных хранилищ данных, посредством которых вы радостно обмениваетесь лабораторными работами по ночам. Именно на них на самом деле ваши файлики-то и лежат. Очень ненадежные штуки эти облака, скажу я вам. Среднестатистический Шон Картер вскрывает их за два часа, — раздается хихиканье и, следом, стук в дверь. Я спрыгиваю с парты и открываю дверь. Заходят двое студентов, они опоздали, однако на лицах ни тени раскаяния. — И потому среднестатистический Шон Картер, а он у нас, к счастью, пока единственный и неповторимый, придумал классный алгоритм для шифрования данных (да-да, вспоминаем семинар с участием Киану), — и поворачиваюсь к опоздавшим. — Постойте чуть-чуть здесь, господа, — снова к аудитории. — Мне посчастливилось прослушивать лекцию об этом феномене в стенах данного университета еще в бытность студенткой. И хотя нас уверяют, что создал достопочтенный ректор нечто до безобразия надежное, право на лицезрение и использование алгоритма имеют ТОЛЬКО Бабочки. Может быть лет через пять, — снова сажусь я на парту, — когда Картер изобретет нечто столь же феноменальное, он выкинет на интернет-просторы все формулки, и мы получим возможность спрятать все свои грязные делишки методом шифрования имени SDK, ну а пока что все мы беззащитны. Остальные сплетни о нашем непосредственном руководстве опустим и вернемся к Сеймуру Крэю и его феноменальным инновациям. Вы что-то хотели? — наконец, обращаюсь я к опоздавшим, которые выглядят не слишком довольными стоянием в дверях.