Осмелев, он пригласил её на поэтический вечер в Тенишевское училище на Моховой, где с Ирины не сводил глаз какой-то элегантный и показавшийся Володе староватым господин совсем не поэтического вида. Ещё через полгода девочка-соседка стала женой этого господина, оказавшегося князем Тенишевым…»
В 1908 году он станет уже довольно широко публиковаться, причём, не только как поэт, но и как прозаик – в периодике наравне со стихами станут появляться его рассказы и этнографические очерки. Такие, как «Сырные дни на Украине», «В Великом посту», «Малороссийские святки».
В 1910 году выходит первый поэтический сборник Владимира Нарбута «Стихи» с пометкой: «1909 – год творчества первый» (Петербург, издательство «Дракон»). Оформил книжку его брат Георгий. В нём было 77 стихотворений, посвящённых вечно звучащим в поэзии темам: любви, разлуке, пейзажам родного края.
Критика встретила этот сборник весьма благосклонно, она не затонула в литературном потоке, её заметили. О ней написал несколько сочувственных слов Валерий Яковлевич Брюсов, заметивший, что: «Г[осподин] Нарбут выгодно отличается от многих других начинающих поэтов… У него есть умение и желание смотреть на мир своими глазами, а не через чужую призму». Благосклонно отозвался об этой книжке также Николай Степанович Гумилёв, который заметил, что: «Неплохое впечатление производит книга Нарбута ‹…› она ярка. В ней есть технические приёмы, которые завлекают читателя (хотя есть и такие, которые расхолаживают), есть меткие характеристики (хоть есть и фальшивые), есть интимность (иногда и ломание). Но как не простить срывов при наличности достижений?..»
Темпераментнее приветствовали книгу «первого года творчества» литературные ровесники Нарбута. «Редко праздник необычного придёт к нам… и безудержная радость охватывает, и громко кричу: «Не уходите, нельзя пройти мимо», – прямо-таки восклицал в журнале «Gaudeamus» студент Семён Р. А ещё через один номер, в том же журнале, напишет о его первой книге стихов, подробно проанализировав в ней поэтику новичка, поэт-символист, теоретик литературы и критик Владимир Алексеевич Пяст. Кажется, ничего ещё нет в этой книге от «взрослого» Нарбута, но Пяст умудрился найти в ней некоторые черты из ещё ненаписанных поэтом будущих книг. Он о ней писал: «Поэзия, может быть неуклюжая, так сказать неотёсанная, даже одетая-то не по-городскому, а по-деревенски… И шагу-то ступить не умеет, и высморкаться как следует; и в речь провинциализмы через три на четвёртое пропускает, а ведь вот, всё-таки своеобразная красота и жизнь за всем этим чувствуется»; «Владимиру Нарбуту самый стих даётся с трудом… Но в этой-то замедленности, в этом балласте излишних ударений, и кроется своеобразность ритмической физиономии молодого поэта»; «Г. Нарбут имеет своеобразное представление о месте слов в предложении… А между тем эта неуклюжесть расстановки слов позволяет г. Нарбуту иной раз высказать именно то, что нужно», «всё „своё“, сочное, неуклюжее, но подлинное»; «Владимир Нарбут способен иногда „такое“ сказать, что его прямо-таки попросят вон из салон-вагона… Нда-да! Я думаю, г. Нарбут искренно хотел бы здесь избежать таких… новшеств, да вот не может: они присущи его невесте, поэзии органически…»
Читатели также не остались равнодушными к книге стихов Нарбута, где были ветряки, гаданья, слепцы, вербные святки, сочельники, ярмарки; где был широко воспроизведён быт, но не литературный, а живой.
Уже на первых порах дало себя знать и другое его призвание – Владимир Иванович явился на свет не только поэтом, но и весьма даровитым, деятельным издателем. И сразу же пошёл по обеим стезям. В том же 1910 году он вспоминал: «Наша студенческая литературная братия (отчасти, осколок прежнего „кружка молодых“, отчасти, дальнейшее его развитие) добыла средства для издания своего студенческого журнала»; «редакционная коллегия „Gaudeamus“ (так назывался журнал), в которую попали Розенталь, Воронко ‹…› и я, поручила мне достать стихи у Блока и у тех поэтов, каких он укажет». С этим поручением впервые пришёл к Александру Александровичу Блоку Владимир Нарбут:
«Было Рождество 1910 года, звонкое и сухое петербургское время… А.А. обитал в те дни – во дворе на Галерной, недалеко от „Биржевки“. Пришёл я к нему в воскресенье утром, а засиделся до обеда. Долго толковали мы, кого и как (гонорара у нас почти не полагалось, весь „капитал“-то был что-то около 1000 рублей плюс типографский кредит, а журнал должен был выходить на меловой бумаге с тонивым клише при тираже в 5–8 тысяч) приглашать в сотрудники „Gaudeamus“». Очевидно, Блок серьёзно отнёсся к студенческой затее: