- Он говорит, что несколько месяцев назад в маленьком монастыре на западе Бретани, у тамошних настоятелей давние связи с польской диаспорой... ты знаешь, что значит "диаспора"?
Кова-Леви стремительно развивал свою мысль. "О ла-ла! Жё круа, лё текст ансьенн де Коперникь..."
- Вроде хуацяо , знаю.
- Хуацяо? Ну, неважно... Он обнаружил документ. Обрывок, буквально несколько строк, и короткое письмо. Донесение иезуита в орден. Кова-Леви говорит, что никто, кроме него, просто не понял бы эпохального значения этого обрывка. А дело в том, что он давно занимается творческим наследием... э-э...
великого сына... э-э... асланского народа Опанаса Кумгана, старшего однокашника Николая Коперника по Краковскому...
университэ... э-э-э... великому училищу. Асланский гений...
- Асланiвський, - не выдержав, поправил Богдан, когда Жанна ошиблась во второй раз. - Есть такой уезд в нашем улусе. А Опанас Кумган - и правда замечательный ученый, настоящий, как они бы на Западе сказали, человек Ренессанса, полиглот. В первой половине шестнадцатого века он много занимался, в частности, естественным правом...
- Погоди, я пропущу что-нибудь, видишь, он разошелся...
Э-э... Мон дье!
- Что такое?
- Ты понимаешь, Кова-Леви давно подозревал, что Коперник не сам пришел к своей гипотезе о том, что Земля вращается вокруг Солнца. Скорее всего, эту мысль подбросил ему как раз Кумган, Коперник только довел ее до ума. И вот в том свитке об этом прямо написано, и к тому же есть упоминание, что Кумган успел в свое время создать свой собственный трактат о кругообразном гелиоцентрическом движении светил, выдержки из коего он послал, хвастунишка, Копернику. А потом... ну, там свара какая-то в этом Асл... как его... произошла, да? Опанас пропал... Но вот в монастырском свитке прямо говорится, что трактат действительно был написан, и вдобавок чуть ли не за двадцать лет до того, как Коперник написал свой. И, главное, есть намек, где именно этот трактат можно найти. Отдельная бумажка, обрывок письма с указанием.
- Ого!
- Был знаменитый разбойник такой, граф Дракуссель.
Дракуссель Зауральский.
- Был.
- И ходят легенды о спрятанных им сокровищах, так вот среди них трактат Опанаса. Граф когда пограбил как следует, пытался за кордон сбежать, к родственнику своему, Владу Цепешу - слышал? Вампир известный...
- Слышал. Даже кино ваше в детстве смотрел про него.
- Вот, он в замке Цепеша укрыться хотел, но ваша пограничная стража его прихватила. Однако сокровищ с ним не оказалось. Считается, что перед попыткой перехода границы он их где-то неподалеку прикопал, надеясь, когда все уляжется, возвратиться - да так и не смог, по вполне понятным причинам.
- Боюсь, Жанна, это все очередная их европейская Атлантида.
- ...И вот Кова-Леви хочет поехать в Асланiв покопаться в старых библиотеках, в архивах, может, найдет какие-то указания на то, где мог Дракуссель припрятать Кумганов трактат.
Какой-то намек был в том самом отрывке письма, но он не дешифруется, его, по всей видимости, надо сопоставлять с иными источниками. Подробно мсье не хочет рассказывать - тайна. Он говорит, что это будет сенсация.
- Да уж я думаю. Только...
- Погоди. Он говорит, это перст судьбы. Во-первых, говорит, это совершенно естественно, что столь великое открытие совершил в свое время житель именно той ордусской области, которая по культуре и языку ближе всего к Европе.
- Ну ничего себе! - совершенно по-детски возмутился Богдан.
- А порох! А иглоукалывание! А воздухоплавание, книгопечатание, психотерапия! Безо всякой Европы!
Жанна нетерпеливо махнула ладонью:
- И, во-вторых, он и без того уже несколько лет собирался посетить Асланiв, поскольку своими глазами хочет увидеть процесс национального возрождения этого маленького, но гордого и бесконечно талантливого народа, столь долго подавлявшегося ордусским имперским центром.
Кова-Леви наконец замолчал. С весьма горделивым видом обвел взглядом окружающих, явно удостоверяясь, в достаточной ли мере они восхищены той смелостью и верностью принципам, с каковыми он высказывает гостеприимным хозяевам свою нелицеприятную точку зрения. И Жанна умолкла, сама удивленная своими последними, произнесенными чисто автоматически словами; на лице ее отчетливо проступила растерянность.
Из угла, в коем, сохраняя неподвижность, пребывал йог Гарудин, донесся совершенно несообразный звук. Похоже было, что просветленный хмыкнул. Уровень пива в его кружке резко понизился.
- Ну, знаешь... - чуть помедлив, неприязненно пробормотал Богдан. Чего-то он у тебя не туда заехал, по-моему.
Жанна тут же вспылила.
- Как ты можешь так говорить! - возмущенно воскликнула она.
- Мсье Кова-Леви - замечательный, можно даже сказать, великий ученый! И к тому же крупнейший общественный деятель!
Однако сам ее неумеренный пыл, пожалуй, свидетельствовал о том, что в данный момент она согласна более с Богданом, нежели с соотечественником.
Француз, услышав свою фамилию, улыбнулся и несколько раз кивнул. Что уж он там имел в виду - Бог весть, но, казалось, он просто-напросто соглашается с обеими весьма лестными для себя характеристиками.
- И ты с ним поедешь?
Жанна независимо встряхнула головой. Ее прекрасные светлые волосы вздыбились мгновенной волной.
- Разумеется!
- Когда?
Жанна спросила о чем-то Глюксмана. Тот, благодушно улыбаясь, что-то коротко ей ответил. У молодицы вытянулось лицо.
- Через два часа, - помертвевшим голосом перевела она.
Близкий вылет оказался для нее полной неожиданностью.
Европейский гуманист распорядился ею с такой безмятежностью, словно был средневековым халифом.
Богдан опять вздохнул.
- Понял, - сказал он.
То, что муж воспринял это известие столь легко и не попытался отговорить ее или хотя бы выразить свое огорчение, расстроило Жанну окончательно. А Богдан лишь повернулся к хозяину харчевни и, помолчав, негромко попросил: