* * *
- Что, думаешь, поведется? - спросил Аранзар Джениша, когда они отошли шагов на двести от госпиталя и ведущая с холма мостовая перешла в ступеньки. - Кольцо, кстати, верни.
- Не знаю, - сказал Джениш, отдавая перстень. - Мне кажется, мы зря в эту сторону смотрим. Во-первых, нужны мы ему с нашей префектурой, как собаке второй хвост. Ты же знаешь, кто он. Из какой семьи. Его семья послала морем кира Хагиннора, не дала ему Дворец-На-Холме под губернаторскую резиденцию, открыла в нем госпиталь для нищих и бездомных...
- Чем тебе не нравится бесплатный городской госпиталь? - склонил набок вихрастую рыжую голову Аранзар. - Мне так очень понравился. Невежливо, но быстро и не больно. А то я из-за тебя чуть без руки не остался.
- Да нравится мне госпиталь. Я тебе про их семью рассказываю.
- Я сам из такой семьи, Джениш, что нового ты мне можешь рассказать...
- Ну, и чем объяснишь, что он к нам не идет?
- Тем, что эта семья не отпускает, даже если сама хочет от тебя избавиться. Нет рядом семьи - я сам себя изнутри не отпускаю, потому что я из семьи. Сто поколений предков у меня внутри. И он такой же. От себя и от того, что внутри тебя, не убежишь. С ним не получится ни по хорошему, ни по плохому. Пока сам не почувствует потребность прийти и поговорить. Но я бы - ни на его месте, ни на своем - в самом страшном бреду о семейных тайнах рассказывать не пошел. Особенно в префектуру.
- До "по плохому" он однажды достукается. У мамы терпение крепкое, но короткое. Раз она решила, что у него с совестью не в порядке, если он даже привет сказать не зашел, значит, она эту совесть из него вынет и на допросе разложит.
- Ну, и хуже только получится. Это никому в городе не нужно - с его родней ссориться. Их причуды даже генерал-губернатор глотает, не жуя.
- Я разве за то, чтоб его официально вызвать? Я против.
- Значит, будем ходить вокруг да около. Пока не заманим. Хорошо, что это точно он. Не кто-то другой с таким же именем и родственниками.
- Хорошо, что далеко ходить не надо, - подвел итог Джениш. - А то мне кто-то маленький, но тяжелый уже оба плеча отлежал.
Аранзар протянул руки к спящему ребенку:
- Давай я понесу.
* * *
Мышь сама разузнала, как Илана зовут и когда лучше всего прийти к нему с просьбой.
- Доктор Илан! - обратилась она, возвращая пустую баночку из-под чая. - Можно я останусь работать у вас? У вас же наверняка так много работы, что вам одному трудно, а вам совсем никто не помогает...
Илан посмотрел на нее, раздумывая не о том, что она откровенно и нагло напрашивается, а о том, что в госпитале его кто-то пожалел, раз ходят слухи, будто ему никто не помогает.
- Я не против, - ответил Илан. - Только, если ты хочешь работать при мне, тебя нужно осмотреть на наличие проказы. Ты ведь из нижнего города?
Она кивнула.
- Грамотная?
- Немного, - отвела косые глаза Мышь.
- Таким, как ты, на более серьезную работу, чем тряпкой пол тереть, попасть непросто. Нужно будет очень стараться.
- Я уж поняла, - снова покивала она.
- Сам тебя раздевать и смотреть я не буду, чтоб ты первая ничего лишнего про меня не болтала. Тебя осмотрит госпожа Гедора.
- Это которая доктор Наджед?
- Та самая. Пойдем, если ты готова и приняла обдуманное решение. Только знай: половую тряпку ты можешь бросить прямо сейчас и исчезнуть в нижней Арденне навсегда, ничего тебе за это не будет. При переходе на работу в лечебный корпус тебе придется подписать контракт и соблюдать много обязательств, некоторые из которых нелегкие.
- Какие нелегкие?
- Не задавать глупых вопросов. Не болтать. Ни о том, что ты увидишь на работе, ни о том, что услышишь, ни о том, что запишешь или прочтешь, ни даже о всяких глупостях просто так и попусту. Младший медицинский персонал работает с закрытым ртом. Не пожалей потом, что согласилась.
- Угу, - сказал Мышь.
- Ну, так что?
- Я готова.
Позже, на бегу одергивая и оправляя чистую форменную робу, она пробкой выскочила из кабинета доктора Наджеда красная и злая. На голове топорщился платок, пропитанный вонючкой от вшей.
- В каждую дырку смотрит! - прошипела она и брезгливо встряхнула белый сестринский фартук.
Илан терпеливо ждал ее под дверью.
- Такая работа, - пожал он плечами. - Побольше почтительности. Доктора тебе не ровня. Обсуждать их самих и их действия младшим тоже запрещено.
Мышь в последний раз одернула юбку и поправила съезжающий на косые глаза платок:
- Я могу приступать? Нет у меня никакой проказы, только вши!
Илан жестом показал ей закрыть рот.
- Связался ты с этой Мышью на свою голову, - покачала головой госпожа Гедора, когда он зашел забрать мышиные бумаги. - Бестолковая, трещит без остановки, полуграмотная и без представлений о приличном. Как ты будешь приучать ее к порядку, понятия не имею. И еще учти - она девственница.
- Зачем мне это знать? - удивился Илан.
- Мало ли. Если сдуру начнет трепать что-то лишнее, или тебя вдруг с горя занесет на эту хворобу, она свои три корявые буковки под результатом осмотра подписала. А ты ее какую принял, такую по истечении контракта должен будешь вернуть.
- Я свои обязательства помню и соблюдаю, - твердо и несколько холодно проговорил Илан. Разговор, поведший в эту сторону, ему не нравился. Не такое уж у него было глубокое горе, и в городе всегда найдется, где поправить.
Госпожа Гедора только развела руками.
- Я прописала ей в контракте испытательный срок на месяц. Не для нее. Для тебя, чтобы ты мог вовремя отказаться и выгнать бестолочь взашей.
В первые рабочие пол стражи Мышь, конечно же, отличилась. При переборе химической посуды отколола нос у тонкостенной дорогой реторты.
- Как думаешь, - сказал ей на это Илан, - я тебя почему сюда взял? Полюбил с первого взгляда, что ли? Да даже не пожалел замарашку. Просто у меня правда много работы, и я хотел бы спихнуть на кого-то чистку посуды и лабораторных столов. Если вместо помощи от тебя будут проблемы, ты вылетишь отсюда так же легко, как влетела.
- Угу, - отвечала Мышь, которой, на самом деле, и "угу" не полагалось. По уставу госпиталя следовало повиноваться молча.
- Еще одно неловкое движение, и испытательный срок ты не прошла, - добавил Илан.
Весь оставшийся день Мышь была идеально аккуратна, хотя молчать ей было очень трудно. Временами ее просто разрывало от желания высказаться, а иногда она тихо шипела, чтобы выпустить свои мысли и эмоции, не помещавшиеся внутри, во внешний мир.