Не выдержав, Красилов остановился.
-- Получается, ее мог убить первый встречный! Как же ты его тогда найдешь? Не обыскивать же всех подряд в надежде обнаружить драгоценности...
Адвокат тоже остановился.
-- Первый встречный – это вряд ли. Вот ты, например, сумеешь зарезать человека?
Евгений содрогнулся, к горлу подступила тошнота.
-- Ладно, не человека, -- смилостивился Александр. – Просто живое существо... барана, кошку...
Красилов скрючился, прикрыв рот рукой.
-- Не ты, не ты, -- поспешно исправился Коцебу. – Речь не о тебе, успокойся. Просто поверь: перерезать горло даже чисто физически не так-то просто. Нет ни малейших признаков, что Саломея сопротивлялась. Похоже, все произошло мгновенно. Абстрактно есть шанс, что очень опытный убийца незаметно подкрался и сделал свое дело. Но скорее всего, девушка спокойно общалась со своим будущим убийцей. Либо знала его, либо он вызвал у нее доверие. Потом он вытащил нож и нанес сильный колющий удар по шее. Надо точно знать, куда и как, иначе лишь искупаешься в фонтане крови, а жертва останется жива... ох, прости. Короче, требуется навык. А вот сила не обязательна. Тут легко справится женщина или даже ребенок.
-- Женщина... ребенок... – слабеющим голосом пролепетал Евгений. – В каком страшном мире мы живем!
-- Похоже, в нем живу лишь я, -- меланхолически заметил Александр. – А ты, счастливчик, умудрялся до нынешнего момента пребывать в Аркадии, где люди не причиняют друг другу вреда. Слушай, если тебе невмоготу, я справлюсь один.
-- Я должен помочь, -- твердо возразил Красилов. – Я тоже не хочу, чтобы газетчики раздули еврейский скандал или чтобы Харламов сочинил ради карьеры революционный заговор. Да, я не лучший из помощников, но постараюсь выполнить все, что ты велишь. Тем более, люди из Колоса могут быть опасны, и тебе не стоит беседовать с ними с глазу на глаз.
Адвокат странно посмотрел на друга, но ничего не ответил. Они молча поспешили к домику Озолина, окруженному сейчас густой толпой.
Светало.
-- Я, сын народа, земно кланяюсь тебе от имени русского народа, -- прочувствованно говорил юноша в форменной фуражке. – Ты весь наш, хотя многие сочинения твои печатаются только за границей, доходят к нам в отрывках. Ты был бы счастлив, если бы знал, что умер здесь среди крестьян, которые любят, еще больше будут любить тебя.
У Евгения на глаза навернулись слезы. Как это трогательно и прекрасно!
-- Где он видит тут крестьян? – шепнул Коцебу. -- Интересно, встречал ли этот сын народа вообще хоть одного крестьянина в своей жизни?
Оглядевшись по сторонам, Красилов вынужден был признать, что крестьяне и впрямь почему-то не явились попрощаться с великим старцем, так много сделавшим для их просвещения. Люди кругом были явно городские.
-- А вот и наш герой, -- кивком указал адвокат. – Кажется, он художник. Ну-ка, ну-ка...
Молодой человек в распахнутом, несмотря на холод, длиннополом пальто, из-под которого виделась вышитая толстовка, увлеченно чиркал карандашом в большом блокноте. Он даже не заметил, как друзья подошли к нему совсем близко.
-- Удивительное сходство! – с восторгом воскликнул Александр.
Евгений пораженно уставился в блокнот. Там было изображено... мм... нечто. Больше всего это напоминало свалку, куда снесли плохо опознаваемые обломки самых разнообразных вещей. Хотя человеческие пальцы и нос, торчащие в вызывающе неподходящих местах, наводили на мысль о выброшенном мелко порезанном трупе.
Не оставалось сомнений – вот он, убийца! Нормальному человеку никогда бы не взбрело в голову нарисовать подобный ужас. Александр явно собирается заговорить злодею зубы, чтобы неожиданно схватить его и отвести к Харламову. Но вдруг у преступника наготове нож или пистолет? Адвокат ведь наверняка безоружен! Надо будет... надо будет... Красилов искренне попытался представить, какую помощь сумеет оказать в подобной ситуации, и решил, что прикроет друга своим телом, ибо ударить противника сумеет вряд ли.
Между тем, Коцебу заинтересованно продолжил:
-- Вам удалось увидеть Толстого или вы сумели воссоздать его облик исключительно силой воображения?
-- В дом запускают по несколько человек, чтобы дать попрощаться с телом, -- объяснил убийца. – Я стою тут давно и попал в первую же группу.
-- Вас вообще нельзя было подпускать к одру! – выкрикнул давешний старик-обвинитель евреев. Как выяснилось, он притулился неподалеку. – Вы оскверняете память о великом праведнике земли русской!
-- Да отвяжитесь, наконец! – возмущенно выкрикнул молодой человек и, повернувшись к адвокату, добавил: -- Этот гнусный юдофоб с самого вечера ходит за мной, как привязанный.
-- Да, хожу, -- с гордостью подтвердил старик. – Потому что люди, подобные вам, опасны для общества. Я не позволю вам развращать народ возмутительными речами, я буду возражать каждому вашему лживому, антипатриотическому слову!
-- Прямо ни на минуту не оставлял вас одного? – посочувствовал художнику Коцебу.
-- Да. Сперва торчал со мной в зале ожидания, теперь здесь. Но я не намерен обращать на него внимания. В общем, при виде тела Льва Николаевича меня тут же охватило вдохновение. К сожалению, остаться у одра мне не разрешили. Но если получится, хочу прорваться еще раз, чтобы портрет стал вернее.
Портрет? По мнению этого безумца, на листке изображен граф Лев Николаевич Толстой?
-- Я видел портреты писателя работа Крамского и Репина. Они совершенно другие! – вырвалось у Евгения.
Художник презрительно фыркнул.
-- Эти ретрограды умеют лишь одно – копировать внешний облик модели. Но мы, Колебатели основ, поступаем иначе. Мы изображаем внутренний мир. В конце концов, разве важно, какой у гения цвет глаз или рост? Человек ценен не этим.
-- Разумеется, -- кивнул адвокат. – Ваш портрет уникален и сохранится в веках. Вы сказали – Колебатели основ? Так называется ваше течение? А каково ваше имя? Я как ценитель живописи хотел бы его запомнить. Разрешите запоздало представиться: Александр Александрович Коцебу.
-- Михаил Десятников, -- протянул руку молодой человек.
Александр, не колеблясь, ее пожал, тут же напомнив:
-- Колебатели основ – это...
-- Это группа творческих людей самого разного склада. Среди нас есть художники, философы, поэты. Объединяет нас одно – желание разрушить старое и отжившее, заменив новым и прогрессивным. Это относится не только к искусству, но и к морали, быту, общественному устройству. Мы хотим смести все это, как вихрь сметает ненужный хлам.
-- Серьезная задача, -- кивнул адвокат. -- Льва Николаевича вы, вероятно, тоже относите к ненужному хламу?
Михаил неожиданно покраснел, из разнузданного типа мигом превратившись в застенчивого, смущенного юношу.
-- Лев Николаевич – он особенный, -- выдавил он. – Не все в Колосе со мною согласны... они посмеивались, узнав, что я решил сюда приехать. Но книги Льва Николаевича, они... они такие удивительные. Они и через сто лет не покажутся устаревшими, правда? Я почувствовал, что должен, обязательно должен поддержать его, попрощаться с ним.
-- Значит, других членов Колоса здесь нет?
-- Конечно, нет. Что они здесь забыли?
И Десятников, словно устыдившись собственной откровенности, снова стал чиркать в блокноте.
-- Коцебу? – неожиданно встрепенулся старик, подскочив к Александру совсем близко. – Значит, немец? А может, и вовсе жид? Теперь все ясно. Ну, так убирайтесь из России туда, откуда приехали, и не развращайте больше православный народ.
Евгения охватил гнев. Откуда только берутся подобные личности? Как они позорят Россию, тянут ее назад!
-- Мой прапрадед, драматург Август фон Коцебу, прибыл в Россию в тысяча семьсот восемьдесят первом году, -- ледяным тоном поведал адвокат. На его щеке ходил желвак. -- В тысяча восьмисотом он был сослан императором Павлом в Сибирь. Но, прочтя пьесы прапрадеда, император вернул его обратно и даже поручил лично перевести на немецкий язык свой вызов европейским государям. Мой прадед, Мориц Коцебу, совершил путешествие вокруг света на фрегате «Надежда», защищал Россию в нескольких войнах, включая войну с Наполеоном, и дослужился до генерал-лейтенанта. Мне продолжить или уступить слово вам? Позвольте полюбопытствовать, что сделал для России ваш род?