-- Доброе утро, Никита Петрович, -- с легчайшим акцентом произнес он. – Что же вы ко мне не заглянете, чайку не выпьете? Все работа да работа... надо и отдохнуть! Как говорите вы, русские – делу время, потехе час.
И это – немецкий шпион? Красилов представлял его совершенно иначе. Нет, понятно, что внешность, отмеченная печатью злодейства, бывает лишь в бульварных романах. Но ведь Шпан – богатый предприниматель, хитрец, умеющий втереться в самые высшие круги. А выглядит совершенно простым, открытым, домашним. Хочется поговорить с ним по душам, довериться... ох! Вот и доверяются некоторые дураки. Умный да светский скорее насторожил бы.
-- Уж такая у меня служба, Константин Константинович, -- любезно улыбнулся Харламов. – Зато вам советую прилечь. Всю ночь не спали, сейчас снова принялись за дела... в вашем возрасте подобное даром не проходит. Здоровье загубите, а толку добьетесь вряд ли.
Шпан бросил на собеседника мгновенный острый взгляд, затем слегка повернул голову к князю – а через миг вновь превратился в милого толстячка.
-- И правда, пора поспать. Как говорите вы, русские – утро вечера мудренее. – И неожиданно добавил, сухо и холодно: -- А хорошо смеется тот, кто смеется последним.
Евгений вдруг заметил, что Коцебу, побледнев, сжал руки в кулаки, словно с трудом борется с желанием броситься на соотечественника... нет, не соотечественника! Александр – русский!
-- Ты что? – шепнул ему на ухо Красилов, едва за Шпаном закрылась дверь.
-- Мы не имеем права допустить войны с Германией, -- голосом, в котором прорывалась боль, ответил адвокат. – А каждый поступок этого человека ее приближает, делая неизбежной. – И вдруг, обращаясь к Табидзе, добавил: -- Вы убили Саломею Гольдберг и украли ее драгоценности. Они во внутреннем кармане пальто. Отдайте их Никите Петровичу.
Харламов спокойно и уверенно протянул ладонь. Князь, заворожено на него уставившись, сунул руку за пазуху и вытащил небольшой сверток, завернутый в бумагу.
-- Режем девушек, как баранов? – весело осведомился Харламов. – Вжик, вжик...
-- Нет! – закричал князь, рухнув на колени и отчаянно зарыдав. – Я ее не убивал! Да, снял с трупа бриллианты, но не убивал!
Сперва Евгений вздрогнул от неожиданности, затем его покоробило от стыда. Взрослый, красивый мужчина пошел на такое безграничное унижение: прямо на улице, при посторонних стоит на коленях и плачет. Да легче умереть!
А потом вдруг обратил внимание, что, падая, Табидзе ловко обогнул лужу, приземлившись на относительно чистый кусочек. А на полном искреннего страдания лице смутно проступает выражение... радости? упоения? Да, пожалуй, упоения, с каким великий артист играет впечатляющую драматизмом роль. Александр не зря назвал князя актерствующим. Для него эта сцена не унизительна, он купается в ней.
-- Ну, рассказывай, орел наш горный, как это случилось, -- ласково предложил Никита Петрович. – Да смотри, ничего не упусти.
-- Саломея согласилась стать моей женой, -- вскакивая и элегантным жестом отряхнувшись, поведал князь Георгий. – Но едва мы остались наедине, она принялась капризничать. Мол, где же пир в честь помолвки и где мы собираемся ночевать? Скромное жилье ее не устраивает, ей необходимо самое лучшее. А если я не умею этого обеспечить, то она ошиблась во мне и я ей не нужен.
-- Чудесный характер, -- одобрил Харламов. – И ты, оставив девицу в автомобиле, бросился ко мне. До этого момента я все знаю. Дальше.
-- Вы отказались дать мне денег, -- не скрывая обиды, констатировал Табидзе, – и остальные знакомые тоже. А мне они нужны были дозарезу! Не для того я обхаживал Саломею, чтобы потерять ее из-за пустяка. И тут я вспомнил, что видел в Астапове Шпана. Он щедрый человек, всегда готов дать в долг. Я отправился к нему. Он выделил мне вино и конфеты из собственных запасов и предложил привести невесту к нему. Мол, он занимает лучший дом в Астапове, другого жилья искать незачем. А денег не дал. Я побежал обратно к Саломее. Прошел почти час, я боялся надолго оставлять ее одну – мало ли, что она выкинет? Но я застал ее уже мертвой.
-- Во сколько это случилось? – быстро вставил Коцебу.
-- Около четырех утра. Она была еще теплая. И тут я впал в отчаянье. Девушка, о которой я столько мечтал, погибла как раз тогда, когда была готова за меня выйти! Это было так ужасно, несправедливо, обидно. И я решил хотя бы забрать ее драгоценности... на память, -- неуверенно добавил князь, но под ироническими взглядами собеседников поправился: -- Я столько от нее вытерпел, что заслужил хоть немного из ее денег. А ее родня не обеднеет -- и без того несметно богаты.
-- Но почему вы сразу не сообщили о случившемся мне? – возмутился Харламов. – Это еще счастье, что тело нашел Коцебу, а не кто-нибудь из журналистов!
Лицо князя выразило недоумение.
-- Не знаю... мне как-то в голову не пришло. – Подумав, он объяснил: -- Я испугался, что меня заподозрят в убийстве.
-- Скорее – решили половить рыбку в мутной воде, -- с отвращением возразил адвокат. – А подозрение бросить на кого-нибудь другого.
Красилов понял, что речь о подкинутом листке со стихами Арсения. Табидзе надеялся этим Арсения шантажировать, а через него выйти на отца. Впрочем, кто знает, что он еще задумал, этот авантюрист? Александр правильно выразился – половить рыбку в мутной воде. Такие не планируют все заранее и четко, но стараются не упускать удобного случая.
-- И куда же вы пошли, обнаружив тело? – сухо осведомился Никита Петрович.
-- К Шпану, -- опустив глаза, признался Табидзе. – Очень хотелось спать, а у него и впрямь лучшее жилье в этой дыре.
-- Посмотрев на труп невесты, вы преспокойно отправились спать? – не выдержал Евгений.
-- Я был огорчен, однако бессонницей Саломею не воскресишь, -- резонно заметил собеседник.
Коцебу задумчиво кивнул.
-- Шпан, услышав о вашем знакомстве с семьей Кузнецова, выразил заинтересованность в его разработке. И вы, со свойственной вам практичностью, решили подольститься к Асе, используя полученные для Саломеи деликатесы.
Пожав плечами, князь улыбнулся обезоруживающей улыбкой.
-- Я люблю делать людям добро. Почему бы не угостить девочку? А никаких секретов я Шпану выдавать не собирался, просто водил его за нос. Неужели вы, Никита Петрович, могли поверить, что я способен...
-- Вот, -- прервал его Харламов, демонстрируя сверток с бриллиантами. – Верь, не верь – вот украденные вами драгоценности. Впрочем, я не стану давать делу ход... пока.
-- Я безмерно вам благодарен, -- склонился в поклоне Табидзе.
-- Не сомневаюсь, -- хмыкнул полицейский. – И это дорого вам обойдется. Идемте, у меня есть для вас поручение. Извините, господа, мне пора. -- Он вежливо осклабился, от недавней открытости не осталось и следа. Словно только что рядом с Евгением находился совсем другой человек, а сейчас снова вернулся высокомерный начальник. -- Граф Толстой даже после смерти – очень беспокойный клиент.
-- Кстати, Никита Петрович, -- осведомился Коцебу, -- что решил дядюшка Саломеи Гольдберг по поводу трупа? За телом кто-нибудь приедет?
-- Старик пока не ответил на нашу телеграмму. Думаю, мешкать не стоит. Тело нужно поскорее отвезти в Москву. А то сегодня сюда примчится столько любопытствующей публики...
-- Давайте это сделаю я, -- предложил Александр. -- Не стоит посвящать в неприятную историю кого-то еще.
Харламов ненадолго задумался, затем коротко кивнул и удалился, словно на невидимом поводке ведя за собой князя.
Посмотрев им вслед, Евгений грустно спросил у друга:
-- Ты думаешь, Табидзе не убивал? Так хотелось, чтобы это был он. Удивительно мерзкий тип!
-- Боюсь, не убивал, -- вздохнул Коцебу. – Харламов – человек опытный и легко отличил бы ложь. Да и я – не наивный мальчик. Такие вот мелкие душонки и грешат-то по-мелкому. Помнишь у Достоевского: тварь я дрожащая или право имею? Табидзе – именно что тварь дрожащая. Хотя я бы на месте Харламова не слишком надеялся, что компромат на этого агента обеспечит его преданность. Князь быстро выкинет неприятные мысли из головы и вновь начнет обогащаться всеми доступными средствами.