-- Но кто же тогда убийца? Колос не при чем, у Арсения, по счастью, алиби. А больше ни у кого мотива нет. Или это кто-то, нам незнакомый? В конце концов, Саломея общалась с огромным количеством людей и наверняка многих из них задела.
Александр не ответил, молча направившись к дому Анфимьевны. Там друзья быстро собрали вещи – благо, их было немного. Арсений спал, зато Ася и ее отец были на ногах.
-- Вы не забудете про свое обещание? – строго осведомилась девочка.
-- Разумеется, -- подтвердил Коцебу.
-- А я про свое, -- кивнула она.
-- О чем это вы? – удивился Кузнецов.
Коцебу улыбнулся.
-- У нас с Асей, Петр Федорович, есть свои секреты. Но волновать вас они не должны.
-- По волнению у нас в семье главная – Феня, моя жена, -- тоже улыбнулся собеседник. – Но ей я о ваших тайнах говорить не стану. Хватит с нее Асиной ангины. Феня знает народные рецепты, и руки у нее золотые.
-- Только она глупая, -- буркнула Ася.
-- Ум и книжная образованность – не одно и то же, -- возразил адвокат. – Ты, вероятно, и Анфимьевну почитаешь глупой, а по мне она достойна всяческого уважения. То, что жизнь не дала ей возможности получить образование, несправедливо вменять ей в вину. Согласна, Ася?
Девочка неопределенно пожала плечами.
-- Петр Федорович, -- неожиданно обратился Коцебу, -- вы упоминали, что когда ваш автомобиль в пять утра застрял в яме в шестидесяти верстах от Астапова, кто-то проехал навстречу, не предложив помощи.
-- Да, серый Форд-Т.
-- А номера вы случайно не заметили?
Кузнецов развел руками.
-- Сами знаете, какая морока с номерными табличками. Кто-то закрепляет их спереди, кто-то сзади или сбоку. Тут и при свете дня не всегда разглядишь. А что, это важно?
-- Да нет, просто случайно вспомнилось. Рад был с вами познакомиться, Петр Федорович.
-- Взаимно. И не забывайте о моем приглашении. Мы всегда рады такому гостю.
На этой приятной ноте и закончилось пребывание друзей в Астапове.
Глава одиннадцатая,
заключительная
Евгений не часто ездил в автомобиле, а уж в компании трупа ему довелось путешествовать впервые. Как и следовало ожидать, ощущения были не из приятных. Да еще Александр явно был не в духе, молча крутя руль, а на вопросы отвечал коротко и сухо. В итоге Красилов примостился поудобнее и заснул – тем более, ночью глаз сомкнуть ему не удалось ни на минуту.
Растолкал Александр его уже в Москве. Плечо жутко болело, по ногам затекшим бегали мурашки – зато в голове немного прояснилось. Евгений узнал Старопесковский переулок. Чудесной место! Самый центр Москвы – в двух шагах от Арбата, -- но никаких тебе доходных больших построек. Чудные деревянные домики с уютными дворами, золоченые маковки церквей – просто отдыхаешь душой.
-- Здесь живет Лазарь Соломонович Гольдберг, -- пояснил адвокат. – И я его понимаю. Будь моя воля, тоже предпочел бы не каменный колодец, а что-нибудь подобное. Смотри-ка, старинные колокольцы на воротах. Как мило!
Он позвонил. Вскоре из дверей двухэтажного белого особнячка вышел солидного вида швейцар. Гости въехали во двор.
-- Хозяин держит свой Форд в этом сарайчике? – уточнил Александр. – Наш туда тоже поместится. А вы пока доложите – прибыл адвокат Коцебу по поводу Саломеи.
Слуга удалился, а Коцебу, распахнув дверь сарая, загнал туда автомобиль с трупом Саломеи.
Вскоре швейцар вернулся и провел друзей в дом.
Лазарь Соломонович выглядел совершенно больным.
-- Ох, Саломея-Саломея... – после краткого знакомства огорченно прокомментировал он. – Допрыгалась-таки.
-- К сожалению, мы не получили ответа на телеграмму, -- объяснил Коцебу, -- и не знали, как поступить с телом.
-- Ну, как же? – удивился хозяин. – Я послал ответ. Тело следует привезти в Москву, где мы его и похороним.
-- Вы послали ответ, как только вернулись из Астапова, -- спокойно сообщил адвокат. – А когда мы выехали, его еще не было.
Евгений вздрогнул. Дядюшка Саломеи тоже был в Астапове? Почему об этом ничего не известно? Странно, очень странно. Александр случайно не ошибается?
Лицо Лазаря Соломоновича на миг словно окаменело, лишь глаза ярко блестели из-под густых бровей. Наконец, медленно, взвешивая каждое слово, он произнес:
-- Откуда у вас мнение, что я был в Астапове?
Коцебу пожал плечами.
-- Помните, когда вы ехали обратно, на дороге стоял автомобиль, а его владелец взывал о помощи? Вы, не остановившись, промчались мимо. В беду попал Петр Федорович Кузнецов. Вы знаете, это человек редкого ума и огромной наблюдательности. Он успел заметить и марку мотора, и цвет, и даже номер. Это было в пять утра в шестидесяти верстах от Астапова. Ваш Форд, кстати, еще не вымыт. Я взял образец грязи с колеса и не сомневаюсь, что анализ покажет совпадение с почвой в Астапове.
Старик неожиданно улыбнулся, глубокие морщины на его лице немного разгладились.
-- Да зачем анализ? Не стану врать – да, был грех. Над молодежью потешался – мол, кто вам этот граф Толстой? – а сам не выдержал, поехал. Уважаю его талант. Скажу честно – не хотел людям признаваться, стыдно. Но раз уж вы догадались, глупо отрицать.
-- Не стоит осквернять память только что умершего, -- серьезно заметил Александр. – Граф Толстой не причина вашего путешествия – а тем более, жестокого убийства. Будьте честны, Лазарь Моисеевич.
Гольдберг, невежливо поворотившись к гостям спиной, отошел к окну.
-- На что вы намекаете? – глядя во двор, глухо осведомился он.
-- Я не намекаю – к сожалению, я знаю, -- с явной горечью, но уверенно констатировал адвокат. – Вы убили собственную племянницу. Шхита – так в иудаизме называют ритуальный забой скота? Одним молниеносным круговым движением животному перерезают яремную вену. Если пользоваться специальным, остро отточенным ножом, смерть почти мгновенна – жертва даже не успевает почувствовать боли. Так что я неправ, назвав убийство жестоким. Оно совершилось максимально гуманно. Как глава еврейской общины Москвы вы неоднократно присутствовали при шхите и даже научились ей. Профессиональным резчиком-шохетом не стали, однако навык имеете. Так что зарезать Саломею вам было несложно.
-- Я ее не видел, -- бесстрастно возразил Гольдберг. – Я интересовался только графом Толстым.
-- Вы умный человек и не захотите унижаться, споря с фактами. У автомобиля Саломеи обнаружены следы шин вашего Форда. Ваша племянница была убита в четыре утра, а спустя час вы промчались мимо Кузнецова в шестидесяти верстах от Астапова. Интересуйся вы графом Толстым, дождались бы его смерти – было ясно, что это дело пары часов. Но вы уехали, попытавшись скрыть свое путешествие. А ведь задумали его еще днем, в гостях у племянницы.
-- А это-то вы с чего взяли? – помолчав, откликнулся старик.
-- Вы сообщили Саломее, что должны спешить, вам нужно на заседание правления. Но сегодня воскресенье – а вчера была суббота. Вы религиозны и не могли назначить заседание на день, когда евреи не занимаются делами. Как ни удивительно, преступников чаще всего выдает мелкая, почти бессмысленная ложь. Сразу задумываешься – зачем она? Кстати, в итоге вы выехали из Москвы лишь вечером, решив не нарушать шаббата.
Лазарь Соломонович повернулся лицом к гостям.
-- Я не из тех догматиков, которые в субботу заставляют гоев открывать себе двери. Мелкие незначащие действия совершать можно. Шаббат – день, когда ты не имеешь права что-то менять, нарушая промысел. Поэтому я выехал, когда на небе появились звезды – и, значит, настало воскресенье.
Коцебу кивнул.
-- Да, ваш поступок явно нарушал Божий промысел. Убийство есть убийство, и оправданий ему нет. Но, как ни страшно это звучит, лучше бы вы совершили его менее гуманно.