- Пленники попадают в индусский ад с мёртвыми священными коровами и без третьего глаза на лбу, - предположил Романов.
- Если бы, - невесело хмыкнул Ксандр. – С точки зрения этой их санты… саманты…
- Санатаны-дхармы, - закатив глаза, отчётливо выговорил рядовой.
- … ад для каждой души свой, в зависимости от того, чем она нагрешила в жизни. В аду она как бы страдает за эти грехи и перерождается, очистившись от них, но наживает другие грехи, потом снова – в ад, и так до тех пор, пока не избавится от всего, не прервёт колесо сансары и не попадёт чистой в рай…
- Проблема в том, что у индусов свои понятия грехов. Они нехило наказывают даже за убийство насекомых, сквернословие, секс вне брака, - вздохнул Илья. – Учитывая прошлое Поль, рискну предположить, что её персональный ад будет ещё хуже.
Ксандр и Илья замолчали, торжественно-печально переглянулись и синхронно откинулись на спинку дивана, помяв брошенный туда плащ ещё сильнее.
- Блять, - оценил ситуацию Романов. – Дем, что там с возвратом пленника?
- Есть пара ритуалов, но надо их изучить, - ровно откликнулся капитан.
- Тогда у меня два вопроса. Первый: какого хрена Поль ни слова не сказала о пытках? И второй: что конкретно в её прошлом обеспечит ей жуткие мучения? – тяжёлый взгляд остановился на погрустневшем Илье.
- По поводу первого вопроса, босс, возможно, она лжёт тебе. Ну, чтобы не волновать и всё такое, - пожал плечами Ксандр.
- Или не помнит, - задумчиво протянул Дем.
- Ладно, - босс потёр ладонями лицо. – Что там со вторым вопросом? Илья?
- Да я не так много знаю, - невнятно пробубнил рядовой.
- Нам важны любые детали…
Вишневский Илья пришел в их группу последним (не считая Полины, разумеется), был самым молодым её членом, непревзойдённым для своего возраста аналитиком и… ну, хорошо, ботаником, как ласково его называли время от времени коллеги. Негласно под своё крыло его забрал Ксандр, и они составляли забавную пару, казалось бы, противоположностей: высокий, широкоплечий боевик и худой, в мешковатой одежде аналитик. Только внутри группы было известно, что тихоня Илья при необходимости мог запросто постоять за себя, а громила Ксандр держал в своей голове избранную, любовно подобранную библиотеку разных знаний и умений. Так что сдружились эти двое быстро.
Что же касается прошлого, Вишневский особенно о нём не распространялся. Конечно, Леонид проверил парня, но досконально его биографию не изучал, убедившись, что опасных связей или криминала в его жизни не было, да понадеялся на невинные двадцать два года от роду. Что сокрушительно опроверг последний случай – знакомство того с разведчицей Полиной. Так что в этот раз Романов был намерен вытрясти из рядового всё грязное бельё, что тот мог умудриться сохранить.
- Мы познакомились, когда я поступил в университет, - начал Илья, сложив руки на груди. – Мне только исполнилось восемнадцать…
- Вы учились в одном университете? – уточнил Леонид.
- Кхм, нет. Как я понял потом, она там что-то расследовала. Но узнал я её как помощника декана на кафедре, где я специализировался, - пояснил рядовой. – Мне, хм… в общем, мне с самого начала учёбы было… непросто. С людьми. Они, как бы, не совсем меня понимали, да… Она заступилась за меня.
Нахмуренный босс понимающе кивнул. Все они в этой группе отличались от обычных людей, которые в своей недалёкости и нетерпимости могли и над заучкой издеваться просто за его любовь к учёбе, что уж говорить об их способностях. Впрочем, способность Ильи в равной степени можно было расценивать и как проклятие.
Он был чертовски умным. Тесты IQ, которые предлагали ему Иванов Иван – глава Тайной Канцелярии, к которой относилась опергруппа Романова – и сам Леонид зашкаливали, при этом Илья умудрялся объяснять, почему половина предложенных заданий в этих тестах непоказательна или устарела. Естественно, Вишневский понимал, что выставление ума напоказ ничего хорошего ему не принесёт, но на первом курсе выяснилось, что утверждённая методика обучения в России для него – регресс, а не развитие. В ту пору он только учился общаться с людьми, и то, что для него было попыткой наладить контакт, для остальных звучало снисхождением и насмешкой над глупостью.