Полина разглядела его моментально и, как могла, помогала ему, защищала от нападок и обучила некоторым базовым приёмам самообороны – как раз таким, какие подойдут людям с их силой и телосложением.
С горем пополам Вишневский закончил первый курс. Полина закончила работу в его университете, и их пути разошлись. На середине второго курса он ушёл оттуда сам, родители (самые обычные труженики среднего класса) его не поняли, и он разругался с семьёй вдрызг. Поддерживала его только двоюродная бабушка, сама обладавшая незаурядным интеллектом, но в силу возраста ничем, кроме моральной поддержки, помочь не могла.
Так, двадцатилетие Вишневский отметил в дешёвом хостеле с клопами. Он пытался работать, но грузчиком не пошёл в силу субтильности, а в офис – в силу отсутствия законченного образования и связей. Впрочем, он соображал неплохо, и первый год ещё балансировал между подработками и полулегальными схемами существования, но упрямое неприятие окружающими его как личности, в конце концов, сломало парня, и он впервые вдохнул ангельской пыли.
После этого Вишневский помнил плохо и, честно говоря, вспоминать и не хотел. Он падал на дно, ожесточённо дрался (к профессиональным урокам Полины в его арсенал добавились грубые уличные приёмы), пил и употреблял, и день с ночью смешивались перед ним чаще, чем нужно. Встреча с будущим боссом произошла поистине эпично, даром что это смог оценить только один из них, так как был в то время в относительно более здравом уме.
Словив очередную порцию синтезированных галлюцинаций, Илья брёл по пустынной дороге вдоль леса. Он не помнил, что и как его привело в ближнее Подмосковье, да и не особенно понимал, что он уже не совсем в столице. Из-за облаков вышла полная луна, и Вишневский тогда удивился, что вместо солнца светит луна посреди дня. Потом он услышал треск веток, хриплые стоны и тяжёлое дыхание, и, естественно, жутко заинтересовался. Он воодушевлённо рванул в кусты, отчего-то безошибочно ориентируясь и даже не спотыкаясь, и увидел, как древняя магия ломает кости, плавит мышцы и ставит на колени человека, чтобы насильно слепить из него волка.
- Вау! – восторженно присвистнул Илья, уверенный, что это «приход».
- Рррр… пррридурррок… - злобно прорычал его «глюк». – У… уходи… Брррысь!
Больше существо не смогло выдавить и слова, поскольку его челюстные кости громко захрустели (так вот, что хрустело, а Илья-то думал, что это ветки) и вытянулись в пасть, и трансформация как-то слишком быстро завершилась. Тяжело дыша с высунутым языком, на дрожащих лапах санитар леса поднялся и как-то надсадно, сипло завыл на луну.
- Охуенно, - прошептал Вишневский и тоже завыл на луну, получив полный презрительного недоумения волчий взгляд.
В ту ночь обошлось, очевидно, без жертв. Романов уже давно не был бессмысленной и беспощадной машиной для убийств, и, оставаясь в форме волка, был способен избежать излишней кровожадности. Всего-то и надо было перед превращением как следует наесться слабо прожаренными стейками с кровью, и вот ему уже не хочется охотиться на всё, что движется.
Так что всё зависело от того, кто натолкнётся на оборотня. Волк не станет нападать, если он сыт, и если ему не угрожают. Обдолбанный Вишневский впечатлился настолько, что скоро после душераздирающих воплей грохнулся в обморок, а потому никак не взволновал волка.
А наутро вернувшийся в человеческое тело Романов поддался человеческому же состраданию и забрал грязного бессознательного паренька, не подозревая, какое сокровище подобрал примерно в пятнадцати километрах от Москвы.
- Значит, вы с Полиной недолго были знакомы. И ты не знал, кто она?
- Догадывался, - пожал плечами Вишневский. Такого ответа следовало ожидать. – Но она сама не рассказывала, а я не лез за подробностями – был рад, что мне есть, с кем общаться.
- И вы… как долго общались, если конкретно?
- Весь мой первый курс.
- Скажи мне вот что, - подавив неуместное любопытство, негромко сказал Романов. – Как ты думаешь, она убивала? Разведывательные миссии такого не подразумевают, но если есть вероятность, что Поль совершила такой грех…
Даже не являясь знатоком индуизма, несложно было предположить наиболее тяжкую провинность.
- Я не могу знать, - тоже тихо ответил Вишневский, нервно кусая губы. – Но я почти уверен в этом.
- Я хочу курить, - безапелляционно заявил Романов, нервно вышагивая по кабинету.