– А также четыре, пять и шесть, – прервал его Лугальбанда. – Не надо мне указывать на очевидные вещи. Попробуй-ка лучше объяснить их.
Ницан не ответил, вернулся к ложу, присел на корточки и занглянул в прикроватную тумбочку.
– Что ты ищешь? – спросил Лугальбанда.
– Документы, – буркнул Ницан. – Которые ему оставили по его просьбе.
– Документы кажется вернули секретарю, – напомнил маг-эксперт.
– Кажется... – проворчал сыщик. – Кажется... Надо же за что-то зацепиться! Как его убили – непонятно. Попробуем разобраться, за что. Я предлагаю рабочую гипотезу: среди документов, которые он потребовал принести незадолго до смерти, было что-то секретное, – отвечая, сыщик тщательно осматривал внутренности тумбочки. – Убийца мог охотиться именно за документами.
– Ну и что? – маг-эксперт пожал плечами. – Ну, охотился. Дальше что?
– Ничего, – ответил Ницан, выпрямившись. – В смысле, ничего тут нет. Итак, первое: отправляйся к секретарю – министр сказал, что документы, похоже, остались у него. Или же он их забрал отсюда уже после убийства. Постарайся выудить их у него. Если не даст – пусть хотя бы скажет, все ли на месте. И его притащи сюда. Ну, вы мне устроили подарочек... Хотя нет, первое – вызови-ка сюда целителя. Я имею в виду – того, который осматривал Шаррукена Тукульти.
– Почему именно сюда? – спросил эксперт. – Не лучше ли будет нам пройти к нему?
Ницан отрицательно качнул головой и уселся в кресло в углу гостевых покоев.
– Сюда, Лугаль, именно сюда, – сказал он. – Пусть заодно посмотрит обстановку – может, заметит какие-то подозрительные детали.
Лугальбанда согласился. Оставшись в одиночестве Ницан начал клевать носом и вскорости задремал. Ему даже успел присниться какой-то странный сон, в котором Умник то и дело пытавшийся всучить Ницану хрустальный кубок, наполненный, почему-то парным молоком. Сыщик терпеть не мог парного молока – ни во сне, ни наяву, и потому всячески пытался уклониться. Видимо, двигался он при этом весьма энергично, потому что в конце концов полетел из кресла на пол.
Разумеется, именно в тот момент, когда он пытался выбраться из-под кресла, в гостевых покоях появился Лугальбанда, которого сопровождал невысокий сухонький человек с наголо обритой головой, в темной хламиде профессионального целителя. Морщинистую шею охватывала латунная цепочка с амулетом в форме двенадцатиконечной звезды. Каждый луч звезды увенчивался символом зодиакального созвездия. В центре были помещены символы солнца и луны.
При виде сыщика, лежавшего на полу и придавленного ножками опрокинутого кресла, оба на мгновение окаменели.
Ницан несколько раз растерянно мигнул.
– Э-э... – пробормотал он. – Небольшой следственный эксперимент. Не обращайте внимания, я уже закончил.
Он осторожно выполз из-под кресла, зацепившись при этом ногой и перевернув его еще раз.
– Ну вот, – сказал сыщик, поднимаясь на ноги и возвращаю коварную конструкцию из красного дерева на место. – Прошу садиться. Теперь я к вашим услугам.
– Посвященный Думмузи-Хореф, – представил целителя маг-эксперт. – А это – господин Ницан Бар-Аба, ведущий расследование по делу об убийстве Шаррукена Тукульти. Ему даны полномочия опрашивать свидетелей.
Думмузи-Хореф коротко кивнул бритой головой и с явным опасением посмотрел на предложенное ему кресло. Было заметно, что слова о следственном эксперименте, связанном с мебелью, его несколько смутили. Правда, после повторного приглашения целитель сел, но сделал это осторожно, готовый в любой момент вскочить.
Ницан с грохотом пододвинул табурет, стоявший у окна, и сел тоже. Лугальбанда остался стоять у двери.
– Вы любите молоко? – неожиданно спросил сыщик, все еще находившийся под впечатлением от короткого, но реалистичного кошмара. – Я терпеть не могу, – он поморщился. – Гадость. Меня пичкали им в детстве при каждом удобном случае.
Думмузи-Хореф растерянно захлопал глазами. Ресниц у него почти не было.
– Э-э... молоко? – он беспомощно оглянулся на эксперта, стоявшего с непроницаемым лицом. – При чем тут... То есть, я не пью парного молока... А что?
– Нет, ничего, это я так... – рассеянно ответил Ницан. – О молоке мы поговорим в следующий раз, если хотите. Вчера вечером вас пригласили к больному, – он, не оборачиваясь, ткнул пальцем в сторону кровати под балдахином. – Вы оказали ему помощь – сняли приступ, – после чего удалились. Верно?
Думмузи-Хореф посмотрел на альков.
– И да, и нет, – ответил он. – Его превосходительство действительно срочно вызвал меня к господину Шаррукену Тукульти. И я действительно собирался ему помочь. Но мне не довелось это сделать.
– Почему?
– Потому что, едва я обратился к господину Тукульти с предложением провести срочное обследование его состояния, как он тут же сказал, что приступ уже прошел и все, что ему нужно – это полчаса покоя. Тогда я проводил его сюда, в эту комнату. Вот и все.
– И что же вы делали дальше?
– Оставил его одного, как он того требовал. У меня не было оснований настаивать, его состояние действительно не внушало опасений, насколько я мог судить. Это может подтвердить его секретарь. И референт.
Ницан посмотрел на Лугальбанду.
– То есть, вы хотите сказать, что секретарь и референт оставались здесь? После того, как вы ушли? – спросил тот.
– Нет-нет. Референт передала господину Тукульти папку с документами и тут же удалилась. А с секретарем мы вышли вместе. Господин Тукульти отослал нас обоих.
– Понятно. И что же – приступ действительно прошел? – спросил Ницан.
Посвященный в некотором раздумье почесал гладко выбритую макушку.
– Видите ли, если говорить откровенно, то никакого приступа не было, – признался он. – Во всяком случае, пульс у него был спокойным... Даже чересчур спокойным.
– Что значит – чересчур спокойным?
– Как вам сказать... По моим сведениям господин Тукульти страдал серьезным пороком сердца. Врожденный дефект, редко встречающийся. Вы знаете анатомию?
– Увы, – ответил Ницан, имея в виду «увы – нет». Целитель же расценил ответ как «увы – да», и продолжил:
– В таком случае, вам известно, что в сердце существуют перегородки, делящие его на четыре камеры. У господина Тукульти в одной из таких перегородок имелось незарастающее отверстие. Так вот, при подобных заболеваниях даже более-менее длительная беседа, тем более, напряженная беседа, – вызывает перебои сердечного ритма. А тут – ровный пульс, прекрасное наполнение. Никаких сбоев, никаких шумов. Как у спящего.
– А что аура? – вмешался вдруг Лугальбанда. – Надеюсь, вы измеряли интенсивность и цвет?
Ницан с удовольствием посмотрел на друга, а затем на целителя. Думмузи-Хореф рассеянно играл астрологическим талисманом. Подняв голову, он бросил короткий взгляд на мага-эксперта. В его глазах появилось выражение уважения, смешанного со смущением.
– Вы правы, следовало провести проверку астральной оболочки. В отсутствие соматических проявлений и при субъективно хорошем самочувствии больного, любой профессиональный целитель так бы и поступил. И я тоже. Но увы, – посвященный развел руками, – мне запретили это делать. Но, повторяю, мне запретил проверку секретарь господина Тукульти. Признаться, меня это удивило. Сейчас я полагаю, что он опасался каких-либо недозволенных законом действий в отношении своего шефа.
– Недозволенных действий? – Ницан удивился. – Что вы имеете в виду? Вернее, что он имел в виду?
За посвященного ответил Лугальбанда:
– Измеряя ауру, маг-целитель обладает кратковременную, но по сути неограниченную власть над душой пациента. Между его сознанием и сознанием больного возникает астральная связь по типу «господин-слуга». Так что целитель может заставить своего подопечного делать много такого, чего тот никогда не сделал бы в обычном состоянии.