Алексей, в отличие от своего старого милицейского приятеля, считал, что это право клиента ставить любые условия (а не нравится — не ешь). Кроме того, он, наверное, более других осознавал: Нине может грозить беда. Только, если это произойдет, причиной будут темные дела отчима девушки. А Нина, хотя, скорее всего, не виновата ни в чем, кроме, как в родстве с Даутовым, при случае может попасть в достаточно неприятную ситуацию. Где деньги — там преступления, — был уверен Нертов, в который раз прикидывая, как лучше организовать охрану клиентки и сколько человек удастся для этого задействовать.
«Оформление» Алексея на работу закончилось быстро. Как только были оговорены основные условия, Даутов вместе с новым охранником прошли в небольшой кабинет, где Нертов увидел симпатичную девушку, что-то быстро печатавшую на клавиатуре компьютера.
— Знакомьтесь. Нина, моя дочь… А это новый начальник твоей охраны. Как мы договаривались, ты должна во всем его слушаться. Да-да, не дуйся. В общем, оставляю вас одних. Общайтесь.
Девушка похлопала длиннющими ресницами («Неужели свои, не накладные?»), затем как избалованная третьеклашка, скорчила смешную рожицу и высунула кончик язычка.
— И, пожалуйста, будь хоть немного посерьезней, заметил Даутов, — не показывай мне язык, все равно будет по моему…
После ухода отчима девушка с ходу попыталась уличить Алексея в серости, начав заумно рассуждать что-то о западно-европейской поэзии. При этом она словно ненароком временами вставляла фразы как минимум на трех языках. Алексей сначала пытался прервать этот монолог, чтобы оговорить основы взаимодействия клиентки и бодигарда, но, наконец, не выдержал явного издевательства юной эстетки. Он пристально посмотрел ей в глаза и, когда Нина замерла, предвкушая, что сейчас услышит особую профессиональную гадость, внезапно улыбнулся и продекламировал:
Нина удивленно взглянула на нового телохранителя, а он, не упуская инициативу, поддакнул на очередной пассаж о прелестях французской поэзии и загнул длиннющую цитату из Андре Шенье. Разумеется, на его родном языке. Затем, не давая девушке опомниться, он перешел на Вийона и уже под аплодисменты счастливо расхохотавшейся Нины закончил свою речь мольеровским нравоучением.
— Я понимаю, что проверку можно считать законченной? — Осведомился Нертов, — Давайте, все-таки поговорим о делах. Иначе вы ставите меня в крайне неудобное положение перед вашим отцом.
— Анатолий Семенович — мой отчим, — поправила девушка, перестав смеяться. Но я его очень люблю. Когда умерла мама, мне было всего два года, и он один вырастил меня. Это сейчас он такой важный и деловой. А раньше куда только мы не ходили. Он простым инженером работал, но знает буквально все питерские музеи…
Девушка вздохнула:
— Ну, хорошо, давайте о своей охране. Только пообещайте, что когда-нибудь мне еще почитаете стихи. Ладно?..
В этот же день Нине захотелось съездить в Пушкин где в Большом дворце открылась новая выставка. Алексей, не успевший еще обзавестись помощниками, должен был сам сопровождать девушку на машине.
— Наверное, это к лучшему, — думал Нертов, проезжая мимо поворота на Пулково, — еще одна-две таких экскурсии и можно будет говорить если уж не о полном контакте, так о взаимопонимании с клиенткой.
Уже остались позади и КПП ГАИ, и поворот на Гатчину, а пустынные поля по сторонам дороги сменились рядами высоких деревьев, когда настойчиво запищал зуммер Нининого мобильника. Девушка поднесла трубку к уху.
— Да, я. Одна. Да, еду в Пушкин.
Потом она недолго молча слушала абонента. Вдруг ее губы задрожали и она взволнованно начала переспрашивать:
— Что с ним случилось?.. Где он?.. Куда приехать?.. Я успею!.. Уже еду… Да-да, прямо сейчас!..
И, посмотрев на Алексея полными слез глазами, девушка взволнованно попросила его немедленно поворачивать и срочно ехать куда-то в район Красного села, повторяя при этом, что они могут не успеть и не увидеть никогда отца.