Пчелы обожали сиропы, они собирались толпами по краям оловянных мисок, опускали свои хоботки и насыщались до тех пор, пока не могли уже вместить в себя больше. Тогда они возвращались в улей.
Чужак сделал рисунки пчел Старика Гао. Он показывал их, объяснял, чем эти пчелы отличаются от других медоносных, рассказывал о древних пчелах, сохранившихся в смоле миллионы лет, но тут ему не хватало языковых познаний, и, если честно, Старик Гао не особенно интересовался. Они останутся его собственностью до самой смерти, а после нее они станут собственностью этого склона. Он приносил сюда других пчел, но те болели и умирали или же погибали в результате набегов черных собратьев, лишавших их меда и пищи.
Последний раз старики встретились на закате лета. Гао спустился с холма и с тех пор больше ни разу не встретил чужеземца.
Готово.
Работает. Я чувствую странную смесь торжества и разочарования, как если бы от поражения. Или это дальние грозовые облака так бередят мое естество.
Как странно бросить взгляд на руки и увидеть перед собою не привычную картину, но руки давно прошедших дней: суставы не распухли, волосы на тыльной стороне — темные, а не снежно-белые.
Эта загадка, эта, казалось бы, неразрешимая проблема поставила в тупик столь многих. Три тысячи лет назад, в попытке ее разрешения умер первый император Китая, чуть было не разрушив свое государство. И сколько она отняла у меня? Около двадцати лет?
Не знаю, поступил ли я правильно или — нет. (Хотя отход от дел без подобного рода занятия, в самом прямом смысле этих слов, свел бы меня с ума.) Я последовал указаниям Майкрофта. Я исследовал варианты решения и нашел ответ.
Откроюсь ли я людям? Нет.
И все же, у меня в рюкзаке — полгоршка темного меда. Полгоршка меда, ценность которого превышает ценность золотого запаса многих государств. (Я хотел написать «превышает стоимость всего китайского чая», имея в виду мои текущие обстоятельства, но такое сравнение даже Уотсон отверг бы, как мелодраматичный штамп.)
Кстати, об Уотсоне…
Мне осталось сделать только одно. Решить единственную, несложную задачу. Необходимо добраться до Шанхая, а оттуда, через половину земного шара, пароходом — до Саутгемптона.
По прибытии я разыщу Уотсона, если он до сих пор жив, а — я думаю — так оно и есть. Тут нет никакой логики, но я уверен, что почувствовал бы каким-то образом, если бы Уотсон уже покинул этот мир.
Я куплю театральный грим, чтобы не испугать его, притворюсь стариком и приглашу товарища на ужин.
Думаю, к вечернему чаю подадут тосты с маслом и медом.
Деревенские судачили о чужестранце, миновавшем селение по пути на восток, но рассказчики считали, что то — не постоялец, поселившийся в хижине Старика Гао. Этот был молод, статен и темноволос. Он совсем не походил на старика, приходившего весной. Правда, один из свидетелей отметил, что заплечные мешки у обоих — одинаковые.
Старик Гао отправился в гору, выяснить. Впрочем, он уже догадывался, что обнаружит наверху.
Странник пропал, а с ним — и его мешок.
Очевидно, произошел пожар. Сгорели бумаги: Старик Гао узнал сохранившийся уголок рисунка одной из его пчел, остальное или обратилось в пепел, или почернело до совершенно нечитабельного состояния, будь он даже в состоянии различить варварские письмена. Пострадали не только бумаги: от арендованного улья остались лишь обугленные головешки, миски из-под ярких растворов погнулись и почернели.
Чужак когда-то объяснял ему: он добавляет краску в сиропы, чтобы самому было удобнее их различать. Зачем ему это понадобилось, Старик Гао так и не поинтересовался.
Как заправский детектив, он перерыл всю хижину в поисках ключей относительно личности незнакомца и его теперешнего местоположения. На керамической подушке его ждали четыре монеты, два юаня и два песо. Их он оставил себе.
Снаружи, у стены лачуги Старик Гао обнаружил остатки отжима. Пчелы все еще ползали по ним, тыкались хоботками в сохранившуюся на липком воске сладость.
Старик Гао долго размышлял, потом собрал отжим, обернул его в тряпицу и положил в наполненный водой горшок. Он нагрел содержимое на жаровне, но закипеть ему не дал. Вскоре воск уже всплыл на поверхность, а мертвые пчелы, грязь, пыльца и прополис осели на тряпице.
Старик Гао поставил горшок остывать, вышел наружу и взглянул на небо. Сияла почти полная Луна.