- Что бы ты мог сделать?
- Ну... не знаю.- Соболин замялся.
Я заподозрила неладное.
- Нет, подожди! Что ты мог сделать?
Сделать так, чтоб Тараканников не подставил меня? Каким образом, интересно?
- Ну нет, не это. Дать тебе возможность заработать, например...
- А! Ты хочешь сказать - ты вовремя не заметил, что я собираюсь ступить на путь нетрудовых доходов? В этом твоя вина? То есть ты тоже считаешь, что я шантажистка!
- Нет. Это не шантаж. Ведь этим все журналисты занимаются... только мягче.
Рыночные отношения: информацию за информацию, неразглашение информации за другую информацию, а другая информация - это деньги. Тонкая грань, понимаешь ли...
Я отвернулась к стене. В горле застыл комок. Теперь все встало на свои места: даже Соболин не верил мне. Что уж говорить о других - об Обнорском, о Железняк, Агеевой. А что говорить о следователях! Перспектива превратиться в уголовницу предстала передо мной как никогда четко. Соболин уже мирно посапывал, когда я медленно встала. Накинула халат и подошла к кроватке, где спал Антошка, склонилась над ним и долго разглядывала его ровный маленький лобик, слегка сдвинутые брови (в этом он пошел в Володю, такой же чрезмерно деловой), насупленные губки. Когда я представила, что не буду его видеть долгое время, сжалось сердце. И тогда я решила...
На кухне в сумочке при свете уличного фонаря я нашла записную книжку.
Интересно, изменился ли у него мобильный за то время, что мы не виделись?
Однажды я помогла этому человеку - почему бы теперь ему не ответить благодарностью?
- Алло,- раздался в трубке хрипловатый голос с кавказским акцентом, от которого просто мурашки пробежали по всему телу. Голос был таким далеким и таким нереальным...
- Алле, Георгий... Георгиевич, это Аня. Из "Золотой пули" Обнорского. Не помните уже, наверное,- забормотала я.
- Анечка! Ха-ха! Конечно помню, зайчик.- Гурджиев говорил так, как будто мы расстались только вчера.- Как дела?
- Плохо. Очень плохо... Меня даже могут в тюрьму посадить.
- Ха-ха-ха! Ну ничего страшного.
Я так говорю, потому что там побывал.
- Я не знаю, что делать.
- Ты уже сделала - позвонила мне.
- Так в чем проблема?
Путаясь в словах и запинаясь, я рассказал всю историю с "Китеж-градом".
Про то, как ездила по садоводствам с убийцей, про сумасшедшего Тараканникова, про говнюка Бардакова, про то, что чокнутый уголовник пошел на сговор со своим "пострадавшим" с целью очернить меня, про то, как никто не хочет мне верить. А Гурджиев в ответ только смеялся.
- Как, ты говоришь, фамилия этого насекомого? И где содержится?спросил напоследок Гурджиев и попрощался:
Спокойной ночи, зайчик! Не волнуйся.
Я проревела полночи.
***
Едва я успела нажать на звонок, чтобы охранник Григорий открыл мне дверь, как она сама распахнулась - и навстречу мне вышла массовая делегация из сотрудников Агентства. Ее возглавлял сам Обнорский, держа за шиворот нашего компьютерщика Петю. Каширин скакал сзади и норовил дать компьютерщику пинок. Судя по тому, как злобно шипел на Родю Обнорский, все пинки доставались ему.
Я вжалась в стену, и толпа с шумом двинулась мимо меня. Шествие замыкала Агеева, которая тут же отсоединилась и кинулась ко мне:
- Представляешь, поймали?
- Кого? Это же Петя, компьютерщик!
- Это оборотень! Стихоплет! Этот гнус принимал в поимке злоумышленника самое активное участие. Капканы ставил, ночами дежурил. А сам, оказывается, эти гадости и писал. Честно говоря, я его все время подозревала.
- Зачем он это делал?- я до сих пор не могла поверить.
- Как зачем? Надо же ему было подтвердить свою полезность для Агентства!
Ведь все премии он получал именно за огромный вклад в вычисление борзописца. Надо же ему было оправдывать свое присутствие в Агентстве.Агеева в крайнем возбуждении взмахнула руками.- Его взяли, когда он перекачивал из своего ноутбука очередную партию стишков. Про тебя там тоже было.
И Агеева процитировала:
- "Анечка Соболина - серая мышка, вымогательство - слава Богу, не вышка!"
Бездарно, да?
Я пожала плечами и пошла дальше, думая о словах Гурджиева и о том, что сегодня освобождается Тараканников.
***
Вечером, когда уже даже репортеры начали собираться домой, а унылый Кононов смотрел телевизор в поиске пропущенных нами и украденных у нас новостей, дикторша питерского канала с довольной, как мне показалось, улыбкой произнесла:
"Неоднократно судимый тридцатитрехлетний Вадим Тараканников был сегодня обнаружен убитым около собственного подъезда. Как выяснилось, он пребывал на свободе всего несколько часов после освобождения под подписку о невыезде в связи с предъявленным ему обвинением в вымогательстве у директора одного из агентств недвижимости двух тысяч долларов.- Дикторша бесстрастно выпалила это на одном дыхании и продолжила: - Железный прут, которым ему размозжили голову, валялся рядом. По словам начальника пресс-службы ГУВД Толстовцева, скорее всего Тараканников был убит в связи с последним уголовным делом..."
Все, кто находился в комнате репортеров, замерли. Завгородняя застыла с растопыренными над клавиатурой пальцами.
Наконец, когда блок новостей закончился, Кононов произнес:
- Ну как бы это зловеще не звучало, но смерть Тараканникова выгодна Соболиной: он не будет давать показания ни против тебя, ни против кого-нибудь другого. Аня, признайся, это ты его замочила?..- Макс осекся, увидев взгляд Горностаевой и поняв, что сморозил глупость.
Все так и остались молчать, пока я не вышла из кабинета.
Дома я позвонила Гурджиеву и выпалила: "Это сделал ты?" Он опять рассмеялся и сказал, что даже из-за такой девушки, как я, не будет убивать даже такого подонка, как Тараканников.
- Впрочем, какая разница? Главное, что твои проблемы решены,- сказал он напоследок.
На следующий день Горностаева сообщила мне, что по подозрению в убийстве Тараканникова задержали бывшего депутата Правшова, состоявшего с ним, по версии следствия, в гомосексуальной связи.
Других подозреваемых нет.