- Ну вот, хоть еще один мужик подтянулся,- сказал он, протягивая мне руку.- Слушай, Витя, меня наши бабы уже задолбали.
- Чего там у нас опять стряслось?
- Да они с этим переездом окончательно свихнулись-. Марине Борисовне не нравится, как у них в кабинете расставили мебель. Ей, видите ли, не так уютно, как было раньше.
И Горностаева туда же: шкаф хорошо бы сюда, стол развернуть, сейф передвинуть. Я уже замудохался с этой мебелью. Главное, сами еще не знают, куда чего поставить. Ты, мол, Гриша, двигай, а там посмотрим.
А мне, между прочим, еще и за дверью следить надо,- обиженно закончил он.- Потом сам же Обнорский на меня и наедет, если опять какой-нибудь шизик проскочит.
- Гриша, вы там скоро,- откуда-то сверху раздался голос Агеевой.- Мы тут с Валюшей, кажется, придумали наиболее оптимальный вариант.
Вслед за голосом объявилась и сама Марина Борисовна.
- Ой, Виктор, и вы тоже здесь.
Как хорошо. А то мы Гришу уже совсем загоняли.- Гриша натужно выдохнул и, загасив хабарик, просительно взглянул на меня:
- Вить, поможешь, а?
- Ну пошли. Миллионера из меня не вышло, придется переквалифицироваться в грузчики.
В конце концов, рассудил я, шкафы двигать - это вам не со Спозаранником общаться. Дурное дело - не хитрое.
В архивно-аналитическом отделе Завгородняя что-то эмоционально рассказывала Горностаевой. Валентина поздоровалась со мной довольно приветливо, а вот Светка, наоборот, поморщилась и удостоила меня едва заметным кивком головы. После того, как она узнала про наши отношения с Татьяной, некогда бурный роман, апогеем которого стала поездка к Красному озеру, был похоронен окончательно и бесповоротно. Попыток реанимировать его я уже не предпринимал. Хотя от созерцания Светки получал удовольствие по-прежнему. Потому как, безусловно, было что созерцать.
Между тем Агеева стала раздавать нам ценные указания:
- Мальчики! Гриша, Витя! Вот этот шкаф с книгами нужно поставить к стене, а стеллажи перенести поближе к центру комнаты. Только аккуратнее, ради Бога, постарайтесь не царапать пол, он и так выглядит ужасно. А я пока подумаю, куда лучше повесить Обнорского - здесь он совершенно не смотрится.
Марина Борисовна сняла со стены портрет живого классика и принялась тщательно вытирать запылившийся застекольный образ, тихонько напевая при этом Бог весть кем сочиненную песню:
Парней так много холостых
В РУБОПе на Чайковского.
Вот только все они менты,
А я люблю Обнорского...
Мы же покорно занялись физкультурой. Пользуясь отсутствием начальства, Завгородняя с Горностаевой курили у открытого окна, и Светка продолжала возмущаться:
- ...Нет, ну ты представляешь, Валька, какой гад! Расписал мне по телефону: тяжкие телесные, смертельный исход, эксклюзив. Я, как дура, ночью ловлю тачку (заметь, на свои кровные), тащусь на эту чертову Разъезжую. И что в результате? Трое черных избили четвертого такого же. Подкараулили его у подъезда и просто банально избили. Правда, хорошо так избили, неслабо. Но не убили же! А этот гад, Хижняк, старший опер из РУВД, меня там во дворе поджидает. Еще и улыбается.
Мол, Светочка, как вы сегодня очаровательно выглядите (а я, блин, чуть ли не в комбинации приехала, даже глаза накрасить не успела). Зараза такая! Извините, говорит, Светочка, оперативный дежурный малость напутал. Оказывается, наряд соседи вызвали, когда драка закончилась. Смотрят в окна избитый на земле валяется, они и подумали, что убили. А как менты приехали, так этот жмурик и очнулся. Мало того: от госпитализации отказался и заявление в милицию писать никакого не стал. Уперся рогом, ни в какую! Оклемался слегка и домой поперся, раны зализывать.
- Ты его сама-то видела?- поинтересовалось Валентина.
- Кого? Потерпевшего, что ли?
- Ну да. Мужик-то хоть симпатичный? Тебе же вроде кавказцы всегда нравились?
"Ого",- отметил я. Что-то мне Светка раньше не рассказывала о подобных своих пристрастиях.
- Да куда там - страшнее ядерной войны. Наш Гвичия по сравнению с ним бог Аполлон!- (Эх, жаль, Зураб не слышит, подобное сравнение из уст нашей Светочки, думаю, он бы был польщен.) - Представь себе: маленький (ниже меня росточком), лапы волосатые, носяра горбатая, да к тому же еще и куда-то набок сдвинутая. Похоже, что не первый раз уже по морде получает. Да, и еще, представь себе - знаешь, как его зовут? Казбек! Ничего себе имечко, правда?
Девчонки так заразительно захохотали, что даже хмурый, окончательно задолбавшийся Гриша тоже сотворил некое подобие улыбки.
И тогда, под аккомпанемент девичьего смеха, дверь в комнату неожиданно резко распахнулась и на пороге появился... призрак. Не внезапно вернувшегося раньше намеченного срока Обнорского, не жаждущего моего комиссарского тела Спозаранника, и даже не учуявшего табачный дым в неположенном месте Скрипки.
Это был призрак Татьяны!
***
За те несколько месяцев, что мы не виделись, она успела измениться.
Что-то новое, незнакомое, иное появилось в ее взгляде, лице, даже в самой фигуре, походке. Налет столичного лоска? Блестки осыпавшего ее звездного дождя? Не знаю, может быть. Это была Татьяна - и в то же время не она.
Черное короткое бархатное платье ей безумно шло. Тот, кто его пошил, безусловно, знал свое дело. Разве что чуть-чуть, самую малость переборщил с его открытостью - по крайней мере, раньше она старалась одеваться гораздо скромней. А теперь все окружающие при желании могли увидеть ее маленькую тайну, в которую еще недавно в этом мире были посвящены всего лишь несколько человек, включая, естественно и меня - родинку на дне ложбинки меж ее не очень больших, но таких потрясающе красивых грудей...
Все эти мысли пронеслись у меня в голове за какие-то доли секунды: хлесткая и, надо признать, весьма тяжелая пощечина вернула меня с небес на землю, заставив окончательно поверить в то, что передо мной стоял не призрак, а действительно сама Татьяна.
- Какая же ты все-таки сволочь, Шах!- такими были первые слова, произнесенные когда-то любимой мною женщиной.
И в этот же момент раздался звон разбитого стекла. Для звука разбившихся сердец это было бы слишком уж громко и неправдоподобно. Все оказалось гораздо проще - это Агеева от неожиданности выпустила из рук портрет шефа. Боковым зрением я увидел, как на нас с Татьяной вытаращились совершенно обалдевшие Завгородняя с Горностаевой, а испуганный Григорий инстинктивно шарахнулся в сторону, укрывшись за стеллажом.