Даттон, все еще не оправившийся от потрясения, уставился на адвоката.
— Но раз он записал разговор на пленку, он, вероятно, и подслушал его?
— Нет, — ответил Мейсон, — подслушивать телефонные разговоры незаконно.
— Понимаю. Но в таком случае на пленке записаны только мои слова, там нет слов Палмера!
Того, что вы сказали, вполне достаточно для обвинения, ибо вы повторили описание места свидания — седьмая лунка на поле для игры в гольф «Барклай-клуба», — после того как выразили согласие передать ему пять тысяч.
— Да, все так и было. И у полиции есть запись моих слов?
— Да. Поэтому, Даттон, прекратите пудрить мне мозги, вы и так уже достаточно долго ходите вокруг да около, и расскажите всю правду. У вас было много времени, чтобы придумать правдоподобную историю, но мне нужна только правда. Вам могут помочь только факты.
— Он был уже мертв, когда я приехал.
— Вы сразу его заметили?
— Нет.
— Почему?
— Как и остальные члены клуба, я имею свой ключ от входной двери. Палмер знал это. А он не был членом клуба и занял ключ у одного из своих друзей. Я прошел через все здание насквозь и через заднюю дверь вышел на поле для гольфа. Дойдя до седьмой лунки, которая находится в сотне ярдов от здания, я никого не увидел и очень удивился, так как предполагал, что Палмер должен приехать раньше меня. И вообще я все больше склонялся к мысли, что занимаюсь ерундой. Не так обычно происходят деловые встречи.
— У вас еще будет возможность порассуждать об этом, — сухо произнес Мейсон.
— Что вы имеете в виду?
— Если вам, Даттон, стыдно рассказывать мне об этом с глазу на глаз, — проговорил Мейсон, — подумайте, как вы будете себя чувствовать на перекрестном допросе перед лицом неумолимых присяжных, отбиваясь от нападок окружного прокурора.
На какое-то время в комнате воцарилась тишина.
— Можете продолжать, я вас слушаю, — произнес наконец адвокат.
— Я стоял неподалеку от седьмой лунки и ждал появления Палмера. Под ноги я не смотрел. Примерно через десять минут я начал прохаживаться туда-обратно, пока не заметил на земле какую-то тень. Я чуть не наступил на него. — Даттон замолчал.
— Это было тело Палмера?
— Да.
— И что вы сделали после этого?
— Меня охватила паника! Почти бегом я добрался до здания клуба, проскочил через него, прыгнул в машину и умчался.
— У вас не было карманного фонарика?
Даттон с полсекунды поколебался, но затем довольно твердо ответил: — Нет.
— Вы собирались обмениваться с Палмером в полной темноте?
— Свет фонарика привлек бы внимание сторожа. Хотя ему и платят только за охрану здания клуба, а не поля для гольфа, но все-таки…
— И эту историю вы собираетесь рассказать следователю?
— Да, ибо это — чистая правда!
Мейсон некоторое время задумчиво рассматривал своего клиента, потом спросил:
— А револьвер?
— Какой револьвер?
— Который вы пытались спрятать в трубе?
— Вы с ума сошли! — Глаза Даттона, казалось, сейчас выскочат из орбит.
— Мой дорогой, я повторяю: не стройте из себя дурака и не делайте дурака из меня. Если полиция вас арестовала, значит, у нее есть какие-то доказательства, которые позволят ей предъявить вам обвинение в убийстве. Быть может, вы и не знали об этом, но, как ни странно, практически каждый преступник-дилетант считает, что сточная труба — прекрасное место, чтобы спрятать туда улики. И они пользуются этим тайником с прямо-таки поразительной регулярностью. И потому полиция, когда расследует убийство, первым делом тщательнейшим образом обследует сточные трубы вдоль дорог, ведущих от места преступления. И я могу поспорить, что вы остановились у трубы, вышли из машины и выбросили орудие убийства, возможно, какие-то еще улики в трубу.
— Полиция его нашла? — спросил Даттон, боясь услышать ответ.
— Да.
— В таком случае, мистер Мейсон, вам остается только одно: признать меня виновным и уповать на милосердие суда.
— Палмера убили вы?
— Нет! Но я нашел возле трупа револьвер. Я его подобрал, а когда вернулся к машине, рассмотрел его и узнал мой собственный револьвер.
— У вас в машине был фонарь?
— Нет, я включил габаритные огни.
— Вы позволяете себе слишком дорогое удовольствие, какое может себе позволить человек, — заметил Мейсон.
— Какое же?
— Лжете своему адвокату, — ответил Мейсон. — Не прикидывайтесь дурачком! За вами следил детектив. Он видел, как вы сели в машину и погнали на полной скорости. Проехав одну и три десятых мили, вы заметили сточную трубу, резко затормозили, так что на поверхности дороги остались отчетливые следы тормозного пути, подали немного назад, вышли из машины и что-то выбросили в трубу. Вы не включали габаритных огней и вообще никакого света.
— За мной следил сыщик?
— Да.
— Почему же он не задержал меня сразу?
— Потому что это был не полицейский, а частный сыщик. И кроме того, в то время еще не было известно об убийстве.
— Все ясно, — сказал Даттон. — Вы убеждены в моей виновности и…
— Я не убежден в вашей виновности, — прервал его Мейсон. — Я просто пытаюсь вас убедить, что лучше рассказывать своему адвокату всю правду. Итак, как вы узнали, что это был ваш револьвер?
— Я рассмотрел оружие на месте преступления.
— Без света вам было не обойтись. Вы зажигали спички?
— Нет, у меня был с собой маленький карманный фонарик на сменных батарейках.
— Ну вот, наконец-то. А то я удивлялся, — заметил Мейсон, — как вы могли опознать в темноте труп и револьвер.
— Теперь вы знаете как.
— А когда вы узнали свой револьвер, то сунули его в карман и бросились бежать?
— Да.
— Я не думаю, что вы такой идиот, Даттон! У меня создается впечатление, что вы кого-то покрываете.
— Покрывать кого-то? Я просто стараюсь защитить самого себя!
— Такой историей суд в вашей невиновности не убедишь.
— Другой у меня нет.
Мейсон взглянул на часы.
— У меня есть кое-какие дела. Но напоследок я дам вам совет. Если вы вздумаете потчевать своей историей присяжных, то непременно будете осуждены.
— Но почему? Ведь все это правда.
— Может быть, но не вся правда! Вы должны добавить подробности, которые придадут вашей истории убедительность. Старайтесь умалчивать о том, что может повернуться против вас.
— Но…
Черт возьми, Даттон, я адвокат и повторяю, что ваша история не выдержит перекрестного допроса. Обвинение будет тотчас обосновано и доказано.
— Но меня нельзя обвинить, если я говорю правду! Вот попытайтесь!
— Согласен! Допустим, я прокурор. Мистер Даттон, этот фонарик тогда был в вашем кармане?
— Да, сэр.
— С какой целью вы его взяли?
— Я думал, что он может мне понадобиться.
— Для чего?
— Для опознания человека, с которым я должен был встретиться.
— Вы были с ним знакомы?
— Я с ним разговаривал по телефону.
— И вы собирались воспользоваться фонариком для опознания голоса?
— Я предполагал, что фонарик мне вдруг понадобится.
— И он действительно оказался для вас весьма, весьма полезным. Не правда ли, мистер Даттон? — сказал Мейсон саркастически. — Он позволил вам опознать Палмера, убедиться в том, что он мертв. Он пригодился для того, чтобы обыскать его карманы, срезать все метки портного и прачечной с его одежды.
— Я говорил только, что пытался убедиться, что он мертв!
— Разве вы не пощупали его пульс?
— Нет.
— Другими словами, он мог быть тяжело ранен, а вы бросили его и отправились в Энсенаду, не позаботясь о том, чтобы оказать ему помощь?
— Я не сомневался, что он мертв.
— Почему?
— Ну, он ведь был застрелен.
— А как вы узнали, что он был именно застрелен?
— Рядом лежал револьвер.
— Вы обнаружили его при помощи фонарика?
— Да.
— И сразу догадались, что это ваш револьвер?
— Да.