Официанты с ним умаялись. Всю ночь, а потом и весь день сновали туда-сюда, подменяя друг друга. Совсем с ног сбились. А как иначе-то? Промышленник Стрыльников – миллионщик, самый главный клиент.
Да что там! Глыба, а не человек. Росту огромного, почти три аршина, кулачищи – гири пудовые. А уж как засмеется или заругается – стены трясутся. И сейчас ясно: тоскует человек, носится со своими скалами, сокровищами, карту эту из рук не выпускает…
Когда таратайка Шишки неожиданно уперлась во что-то большое и тяжелое, чего возле дровешницы быть никак не должно, он даже не сразу и сообразил, в чем дело. Рогожа, что ли, какая? Подошел поближе. Сапожищи огромные, роскошной коричневой кожи с замшевой отделкой. Ах ты господи, святые угодники, неужели?..
Перевернул Архип лежащего с великой осторожностью. А как перевернул, так и сделалось у него помутнение внутрях. Прямо на него смотрели вытаращенные глаза фабриканта Стрыльникова, мертвый синегубый рот разинут до самых гланд, толстые пальцы впились в ладони, а все окровавленное лицо раскорячилось в гримасе невыразимого ужаса.
Тут-то и издал Шишка такой крик, что, казалось, всему городу было слышно, как дрожали и лопались жилы в его луженой глотке.
Глава четвертая
К сарайчику Шишки сразу сбежалась толпа любопытных – из редких вечерних прохожих, посетителей музея и самых проворных клиентов ресторана. На счастье, оказавшийся неподалеку околоточный был из числа старых служак, и он тотчас оценил обстановку и среагировал по обстоятельствам: пронзительно засвистел, призывая подмогу; огородил место происшествия; отогнал всех зевак подальше; приказал, чтобы швейцар закрыл дверь в ресторан и никого оттуда не выпускал, и послал ресторанного лихача в полицейское управление сказать, что зарезали самого Стрыльникова. Вскоре подоспели городовые и несколько дворников, которые неторопливо выстроились в полноценное оцепление и развели костры, чтобы ничего не проглядеть в темноте.
Полиция не заставила себя долго ждать. Несмотря на поздний час, уже скоро примчалась полная сыскная группа, возглавляемая дежурным полицейским надзирателем коллежским секретарем Чеботаревым: судебный фотограф, несколько полицейских и вольнонаемных сыщиков. Все сразу энергично принялись заниматься каждый своим делом: сыщики – опрашивать свидетелей, фотограф – делать снимки, ослепляя всех магниевой вспышкой, Чеботарев – деловито, но бестолково покрикивать и документировать осмотр (он был еще молод и неопытен и ждал, пока приедет начальство, чтобы поручить дело специалисту поопытнее).
– Дело серьезное, – сразу сказал Чеботарев, – нужен опытный судебный медик, наш штатный такое дело не потянет.
– Прикажете послать в медицинский институт? – осведомился околоточный.
– Там давно закрыто, на дворе ночь. Да и медики нужны сильные, у нас в городе их всего трое… Пошлите в губернскую больницу и просите, чтобы старший врач Юсупов приехал… И к Родину, это даже еще лучше, только до его практики далековато ехать…
– Вам повезло! – сказал историк Ласточкин из-за оцепления. – Доктор Родин находится в полверсте отсюда, в краеведческом музее. Скорее всего, он уже сам бежит на этот вопль, как сделали и мы.
– Если здесь появится Родин, на половину загадок мы найдем ответ, – пробормотал Чеботарев, вглядываясь в даль. Он прекрасно знал, что Родин часто консультировал полицейское управление в качестве судебного медика и это привело к раскрытию сложнейших и запутанных преступлений.
Вскоре, получив весть об убийстве столь важного человека, примчался и сам начальник губернского полицейского управления полковник Мамонтов, а вслед за ним и старший полицейский надзиратель капитан Гаврила Михайлович Торопков, которому и поручили руководить дознанием – вполне разумное решение. Гаврила Михайлович был уже не молод – пару лет до пенсиона, службу начал с младых ногтей с самых нижних чинов, учил хитрую полицейскую науку не по страницам учебников, а на городских улицах, и хоть звезд с неба не хватал, зато был очень терпеливым, исполнительным и дотошным.
Он был высокий, крепко сложенный, с длинными сильными руками. Лицо некрасивое: по-лошадиному вытянутое, с длинным грубым носом, седеющими усами и оттопыренными ушами, зато зеленые глаза смотрели всегда с добродушной искоркой даже на самого отъявленного бандита. Одевался он аккуратно и неприметно, как и положено по работе, в серое штатское платье.