— Монаха убили мятежники, — уверенно возразил сидящий напротив Сайто невысокий крепыш. Как и большинство плотных людей, он обильно потел, и веер использовал сугубо по назначению, причем махал им так, что у юноши со списком развевались выбившиеся из прически прядки. — А труп подкинули в храм Западного Сияния ради очередной пакости. Голову человеку отрезать и под двери подбросить — какой в этом смысл, например?
— Устрашение, Синпати, — мгновенно отозвался Сайто. — Показать, что даже царедворец не в безопасности, что сам страж сёгуна может стать жертвой. А какой смысл убивать безвестного монаха и подбрасывать тело в заброшенную выгребную яму, о которой и не помнил никто, пока труп не засмердел?
— Да эти мятежники со своими же головами не в ладу! — отмахнулся Нагакура Синпати[13], командир второй десятки. — Кого могут, того и режут, куда могут, туда и подбрасывают! Где поели, там и нагадят!
Нагакура на таких советах всегда был голосом повседневного житейского здравого смысла. Действительно, убийства в столице последних лет стали делом обычным. Сторонники сёгуна, сторонники императора, жертвы случайных стычек между бродячими ронинами, просто люди, подвернувшиеся кому-то не вовремя — и вот уже труп находят в самой резиденции Хранителя столицы, князя Мацудайра Катамори. Конечно, люди князя тоже кинулись расследовать дело — но в столице они недавно, город и людей знают плохо, а главное — руководствуются все тем же здравым смыслом, что и Нагакура, и валят все на мятежников.
— Сусуму, — заговорил молчавший до сих пор человек. — А есть ли какая-то возможность узнать, где и когда господа рыцари возрождения[14] в очередной раз начнут кроить мир? Кто-то у них вообще знает об этом заранее? Или, — голос этого человека и так был глуховатым и монотонным, а теперь потерял всякие остатки интонации, — они действуют по наитию?
Поскольку говоривший замещал сейчас командира отряда, одет он был так же формально, как и Яманами, но, в отличие от того, сидел, скрестив ноги, и самурайской прически-сакаяки не носил. Кто-то из рыцарей возрождения мог бы по такому случаю принять Хидзикату Тосидзо[15] за своего — ошибка роковая, ценой в жизнь. Нет, идеи императорского возрождения Хидзикате были где-то близки: нечего краснолицым варварам делать на земле Ямато, решительно нечего. Но вот способы проведения этих идей в жизнь крестьянскому сыну Тосидзо были противны. Потому и не носился он по Столице с мечом наперевес и воплями «власть императору, варваров прочь!», а служил сёгуну и гонял тех, кто носится.
Если Хидзикату без форменной накидки можно было с первого взгляда принять за рыцаря возрождения, Хараду — за бандита, то Ямадзаки Сусуму[16] выглядел как уличный коробейник. Даже сейчас он носил конопляную куртку и серые момохики[17] — одежду городской бедноты. В его ровном голосе звучал кансайский акцент — в общем, начальник разведки отряда был коренным жителем Столицы, и знал такие вещи, которых кантосцу, заведомой «сёгунской собаке», никогда бы не рассказали.
— Господа рыцари не знают, кто у них за что отвечает и кто кому отдает приказы. Но всякий считает своим святым долгом принести пользу Японии, и оттого бесчинствует по своему разумению.
— Которого у них еще меньше, чем у Сайдзо, — вполголоса добавил юноша со зверьком. Зверек, услышав свою кличку, на мгновение прервал трапезу, дернул носом и снова вгрызся в сочную морковку.
Послышались смешки.
— Господин фукутё, — сказал Сайто. — Я вчера и позавчера помогал составлять эти списки. Так что у меня было лишнее время подумать. И я готов что угодно поставить в заклад, что рыцари-патриоты — или мятежники, если угодно — к этому трупу руки не приложили.
Хидзиката прищурился. То, что говорил Нагакура, казалось здравым но… но нездравым выглядело само дело, вот в чем штука. Поэтому Хидзиката кивком поощрил Сайто: говори. Сайто коротко поклонился и продолжил:
— Господа рыцари пока пытаются выбить верных сёгунату сановников и заодно доставить побольше хлопот верным сёгунату городским властям. Но если из списка вычеркнуть случайности, разбой и сведение счетов, остается у нас вот что… — командир третьего звена достал из рукава несколько мелких монет и положил их на карту. — Странные убийства в священных местах.
Четыре точки в четырех концах города. Храм Мёсиндзи со священным колодцем — повешенная танцовщица, совсем юная девушка. Храм Кацурадзидзо — утопленный купец-красильщик, мужчина в расцвете сил. Храм Конкайкомёдзи, резиденция Хранителя Столицы — бродячий монах, пожилой, но не старый. Храм Дайтокудзи — сожженная часовня, в ней старик-самурай, умерший вообще своей смертью и принесенный для отпевания. В список попал только потому, что поджог, даже такой бессмысленный — преступление серьезное и наказуемое смертью.
13
Нагакура Синпати (1839–1915) — еще один из немногих ветеранов Синсэна, переживших Реставрацию. Оставил мемуары, которые лежат в основе большинства исторических и художественных реконструкций Синсэнгуми.
14
Рыцари возрождения — (японское название — «Исин Сиси», «Люди благородной цели») — нестойкое и пестрое объединение японских монархистов-националистов, политической целью которых было свержение сёгуната Токугава и изгнание иностранцев из Японии. Тёсю — провинция, знать которой находилась в наиболее острой оппозиции к сёгунату. Её название стало обобщением для всех оппозиционеров.
15
Хидзиката Тосидзо (1835–1869) — заместитель командира Синсэнгуми, известный как Синсэнгуми-но-они, «демон ополчения». Погиб в Хакодатэ, сражаясь против правительственных войск.