Внезапно он притянул ее к себе, и она почувствовала, как его начинает бить сильная дрожь.
– И потом у меня появилась ты. Ты, Кэрин, тепло, свет и чудо. И внезапно страх оставил меня на какое-то время, до тех пор, пока… пока я не начал задумываться о том, что и до меня у тебя кто-то был, что ты любила кого-то…
– Хэнк, я люблю тебя.
– Да, да, но…
– Я люблю тебя, только тебя!
– ..и я думал о том, почему должен быть кто-то еще, почему? И стал бояться, что потеряю тебя, как потерял тебя он. Так что же со мной, Кэрин? Ведь я же знал, чувствовал, что ты любишь меня, знал о том, что ты порвала отношения с ним, потому что тебе был нужен я, только я, и все равно этот страх жил во мне, пока… пока…
Он заплакал. Она слышала его всхлипы, и ей сделалось не по себе. Ее муж плакал, а она не знала, как успокоить его, чем утешить, и на всем белом свете для нее не было звука жалостнее, чем доносившийся из темноты плач мужчины. Она целовала его лицо, мокрое от слез, его руки, и он снова тихо повторил:
– Я не герой. И мне страшно. Мне не по себе от тяжести возложенной на меня задачи, но я… в понедельник утром я войду в зал суда, выберу присяжных и буду выступать обвинителем по делу об убийстве первой степени, потому что это путь наименьшего сопротивления. Потому что так проще и безопаснее…
– Нет, не говори так.
– Потому что я…
– Нет! – оборвала она его. – Не надо!
Еще какое-то время они оба сидели молча. Он достал из кармана носовой платок и высморкался. Облака теперь совсем закрыли месяц, и склон погрузился во мрак.
– Может быть, пойдем домой? – предложила она.
– Мне бы хотелось еще немного побыть здесь, – тихо ответил он. – Если, конечно, ты не возражаешь.
– Дженни должна скоро вернуться.
– Тогда иди. Я скоро приду.
– Ладно. – Кэрин поднялась с земли и одернула юбку. Она пристально вглядывалась в темноту, но никак не могла разглядеть его лица. – Хочешь, я сварю кофе?
– Хочу. Это было бы великолепно.
– Хэнк?
– Что?
– Ты не трус. Он не ответил.
– Ты очень смелый.
Он снова промолчал. Тогда она протянула руку и коснулась пальцами его щеки.
– Я люблю тебя, милый, – проговорила Кэрин. – Я тебя люблю. – И затем почти шепотом добавила:
– И очень горжусь тобой, – после чего развернулась и поспешно скрылась за деревьями.
Хэнк затушил сигарету и глядел на воду.
Как должен поступить юрист? – спрашивал он себя.
Я должен возложить вину на них.
А на кого же еще? Разве я могу призвать к ответу культуру, отбирающую у родителей всякую возможность быть личностью, загоняющую их в тесные рамки унылого однообразия, лишающую отцов мужественности, а матерей женственности? Вправе ли я возлагать ответственность за болезнь всего общества в целом на троих ребят, совершивших убийство? Но, черт возьми, они же убили человека, убили, так как же все-таки должен поступить юрист?
Ну, предположим, ты уже вошел в зал суда, думал он. Предположим, ты вошел, выбрал заседателей и затем представил дело так, что…
Нет, нет…
Этот номер у меня не прошел бы никогда. Эйб Сэмелсон тут же учует подвох и прервет слушание. А потом потащит меня в свой кабинет и спросит, чьи же, черт побери, интересы я все-таки представляю на этом суде – убийц или обвинение, весь народ?
А разве те убийцы не являются частью всего народа?
Они подсудимые, а я – обвинитель, и моя задача заключается в том, чтобы аргументирование доказать, что они, вступив в предварительный сговор и действуя с особой жестокостью, зарезали насмерть подростка по имени Рафаэль Моррес.
Апосто оправдают. И ты сам прекрасно это знаешь: он умственно неполноценный. У тебя нет ни малейшего шанса засудить его.
Значит, остаются Рейрдон и Дипаче. И моя задача…
Неужели? А как насчет отчета с результатами экспертизы ножей? Вы, случайно, ничего не забыли, мистер Белл?
Сам по себе отчет еще ничего не значит. Это может оказаться лишь случайным совпадением. Из-за дождя, а может, потому, что тот ножик могли держать как-то иначе.
А может, есть и другое объяснение? Может, ты упускаешь из виду что-то очень важное?
Черт возьми, но я же должен кого-то привлечь к судебной ответственности. Не могу же я просто так взять и освободить от обвинения…
Так привлекай, если должен, черт тебя побери! В зале суда предстань перед судьей, присяжными, репортерами…
Майк Бартон в своей газете сожрет меня с потрохами, да от меня после этого даже мокрого места не останется.
…И всем миром, и скажи, наконец, то, что должен сказать! Хотя бы один-единственный раз в своей жизни сделай это, вспомни о том, что ты мужчина, воспользуйся шансом, рискни, забудь о своих страхах!