В Японии бытует миф, что Зорге и Одзаки встречались почти ежедневно, беседуя в вестибюле «Империал-отеля». В действительности же именно этого места Зорге всячески избегал, поскольку бар и вестибюль «Империала» всегда кишели полицейскими и шпиками.
Общение Одзаки с людьми из окружения принца Коноэ стало более интенсивным, в частности, после его поездки на конференцию Института Тихоокеанских отношений в Йосемите. Сайондзи Кинкацу знал Коноэ и действительно часто обращался к нему, поскольку в то время Сайондзи хоть и не занимал какой-либо официальной должности, но был в курсе всего, что творилось в политическом мире. Он интересовался политикой и — как он называл это — пытался «помочь Коноэ, поощряя различных людей к сотрудничеству с ним».
Ушиба, школьный товарищ Одзаки, также ездивший в Йосемит, стал одним из личных секретарей Коноэ. Дружба между Одзаки и Ушибой, сложившаяся в ходе поездки в Америку, поддерживалась и крепла и после возвращения делегации в Японию.
Но более важным в тот период оказалось общение Одзаки с главным секретарем кабинета Коноэ, Казами Акирой. Одзаки познакомился с Акирой через организацию, известную как Общество исследования Сева, существовавшую на пожертвования, владевшую недвижимостью и имевшую свой управленческий персонал. Основано это общество было в ноябре 1936 года друзьями и поклонниками принца Коноэ, и главной его целью была выработка рекомендаций по проблемам японской внутренней и внешней политики с тем, чтобы Коноэ мог иметь пусть неофициальное, но квалифицированное мнение и мог проконсультироваться, когда придет время Коноэ занять офис премьер-министра, что непременно случится. В этом были Уверены его друзья.
Коноэ отказался стать премьер-министром после февральского мятежа. Но это лишь усилило всеобщее желание видеть его в кресле премьера. Он был наиболее предпочтительной фигурой по многим причинам. Армия надеялась использовать его в своих целях как уважаемую марионетку, при этом будучи уверенной, что он находится на ее стороне. Либералы считали его своего рода оплотом против фашизма. А остальная публика полагала, что поскольку он происходит из самой превозносимой ветви древнего дома Фудзивара, то может выступить как незаинтересованная сторона, свободная от амбиций, что резко контрастировало бы с генералами, адмиралами, партийными политиками и бюрократами, занимавшими посты премьеров в предыдущие десять лет. И, кроме того, он был еще относительно молод — в 1937 году ему было сорок шесть лет. Среди его друзей и поклонников можно было найти людей почти всех оттенков мнений — от консервативных до правых и интеллектуалов-социалистов. Он был неясной привлекательной фигурой, рожденный на тысячу лет позже своего времени.
Большинство членов Общества изучения Сева, в которое входили лучшие умы Японии, можно было описать как сторонников либерального мировоззрения. В условиях Японии это подразумевало проведение политики, во многом сходной с политикой английских консерваторов между войнами. Как патриоты своей страны, они уважали монархию и старались уделять внимание армии и флоту. Они испытывали некоторое презрение ко многим, если не ко всем партийным политиканам. Но они пугались и негодовали, когда речь шла о том властном давлении, которое имело место со стороны двух военных служб, особенно армии. С их стороны это было и тщетно, и небезопасно — противиться армии и ее требованиям, и похоже, что благоразумие диктовало им показную уступчивость в отношении дрейфа к тоталитаризму дома и военной агрессии за рубежом. Лишь так можно было вернуть руководителей японской армии — пусть ненадолго, пусть иногда — на путь умеренности и здравого смысла. Такова была иллюзия, разделяемая, по-видимому, и самим Коноэ[77].
Казами Акира был ведущей фигурой в группе по изучению Китая в Обществе Сева, в которое Одзаки вступил весной 1937 года. Казами был старше Одзаки — он родился в 1886 году — и проявлял активный интерес к китайским делам, когда Одзаки был еще мальчиком. Одзаки тянуло к этому старику, и симпатия была явно взаимна. О степени близости между ними можно судить по собственным словам Одзаки:
«Посторонние считали меня, как я всегда чувствовал, своего рода кадровым офицером при Казами.
У Казами был замечательный политический инстинкт. Он никогда откровенно не выражал свои собственные взгляды. Он выражал их лишь окольным путем, и потому было необходимо понимать стиль его мышления и чувствовать его, чтобы знать, что он действительно думает. И я развил в себе способность судить об общем направлении его мыслей по лаконичным высказываниям или же по тому, что он оставлял недосказанным, о чем умалчивал».
77
Одни члены Общества Сева были националистами, другие патриотами, как немарксистами, так и марксистами. Существует поучительное исследование общества и его членов — включая и не симпатизирующих, не способных оценить «либералов» — книга Чалмерса Джонсона «Пример измены».