— Дорогая Мария Сергеевна, — сказал он ей, — вы все равно не сможете защитить меня, а себя поставите в очень трудное положение.
По-видимому, Файбишенко понимал, что защита была действительно в трудном положении. Имея в руках юридические аргументы против примененной следствием квалификации, защита была вынуждена безмолвно обойти этот кардинальный в деле вопрос.
Естественно, внешне все мы старались выглядеть беззаботными, но каждый из нас внутренне был предельно напряжен. Мы великолепно понимали, что в этом спектакле, где каждый шаг участников процесса заранее спланирован составителями сценария, адвокатуре не будет дозволено внести диссонанс самостоятельными, не созвучными общей оркестровке, действиями.
Лучше всех это настроение, пожалуй, выразил заведующий Московской Городской Коллегией защитников адвокат Самсонов, который перед началом процесса "подбодрил" нас:
— Дети мои! В этом деле вы никого не сможете защитить. Так что защищайте лучше сами себя.
Вот в этой обстановке мы и старались делать "веселую мину", когда звонок оповестил о выходе суда и нас пригласили войти в зал судебного заседания.
В зал вводят подсудимых. Поражает враждебность, с какой их встречает приглашенная сюда и специально подобранная публика. За многие годы моей адвокатской деятельности в Грузии (да и в Ленинграде) мне ни разу не приходилось видеть такую ненависть к подсудимым со стороны людей, лично не заинтересованных в исходе дела. Будто и в самом деле перед ними появились не обыкновенные, такие же, как они, люди, а какие-то опасные хищники, которых следовало уничтожить без суда и следствия. Но еще больше, чем реакция зала, меня поразило поведение председательствующего Громова и прокурора Г. Терехова. Они спокойно дали разбушевавшемуся залу излить свой гнев, без всякой попытки прекратить эту истерию. Я поняла, что публика в нашем деле, словно хор в древнегреческой драме, будет сопровождать весь этот спектакль процесса в роли "выразителя всенародного гнева".
Между тем, в зал ввели и посадили за барьер на скамью подсудимых совершенно обыкновенных людей: Рокотов, как и остальные, чисто выбрит, в сером костюме. Он небольшого роста, с маленькими серыми глазами и острым носом. Он сидит спокойно, как отрешенный, ни на кого не смотрит, никого в зале не ищет. Да и нет у него тут близких. Рядом сажают Надю Эдлис. Красивая молодая брюнетка, элегантно одетая, с высокой, красиво уложенной, прической роскошных черных волос. За ней входит молодой, голубоглазый Файбишенко. Он оглядывает зал с большим любопытством.
Во втором ряду барьера сажают остальных. Это — грузинские евреи братья Паписмедовы, которые, заметив среди присутствующих в зале своих жен, начинают тихо плакать. Лагун, кандидат технических наук, обыкновенный советский интеллигент. Бедная Ризванова — простая, серая женщина, очень далекая от того страшного облика, в каком ее представляют газеты.
Кто-то вдруг очень "по-домашнему" приветствует меня на чистом грузинском языке. Это Сергей Попов, муж Нади Эдлис. Предки его приехали из России и поселились в Абхазии; сам Сергей родился и жил в Сухуми, его трудно отличить от грузина-абхазца. Попов — музыкант и в Сухуми считался популярным эстрадным актером. Его сажают отдельно, вдали от подсудимых, даже от жены — Нади Эдлис. В отличие от остальных обвиняемых, настроение у него бодрое.
Нам уже известно, что Попов помог следствию и тем заслужил к себе особое отношение. Для облегчения собственной участи он оговорил даже собственную жену. На процессе, вероятно, для него создадут особый статус. Хотя по степени тяжести обвинения он должен идти вторым после Рокотова, но все мы уверены, что к нему будет применена другая мерка.
Уже с первой минуты после открытия заседания не перестают щелкать кинокамеры. Ходят слухи, что будет снят весь процесс, а по окончании дела фильм покажут по московскому телевидению, и одновременно он будет демонстрироваться в ряде московских кинотеатров.
Наконец, председательствующий начинает читать обвинительное заключение. В это время стороны не вправе покинуть зал, и мы обязаны сидеть в течение многих часов и еще раз слушать то, что знакомо нам в мельчайших подробностях. Если возникают вопросы, объясняемся между собой шепотом подзвуки кинокамер.