– Это так и обстоит в данном деле?
– Да, сэр.
– Можете приступить к перекрестному допросу, – резко произнес Гамильтон Бюргер в сторону адвоката обвиняемой.
– Лейтенант Трэгг, – начал Мейсон, подойдя к свидетелю, – принадлежало ли обнаруженное вами тело Дорри Эмблер? Пожалуйста, ответьте на этот вопрос «да» или «нет».
– Думаю, что… – заколебался лейтенант Трэгг.
– Я не желаю знать, что вы думаете, – перебил его Мейсон. – Я желаю доподлинно и достоверно узнать то, что вы знаете. Было ли это тело Дорри Эмблер?
– Я не знаю, – опустил голову, словно школьник, лейтенант Трэгг.
– Вы ведь не получили в необходимых размерах признаков сходства на этих отпечатках пальцев, чтобы зафиксировать идентичность?
– Заявляю, – вспыхнул лейтенант Трэгг, – что мы получили достаточно признаков идентичности, чтобы показать очень сильную вероятность.
– Но ведь вероятность, лейтенант, это еще не идентичность.
– Ну…
– Будьте искренни, лейтенант, – перебил его Мейсон. – Требуется как минимум двенадцать признаков сходства, чтобы установить точную идентификацию, разве не так?
– Ну… нет, это не так, – замялся Трэгг. – У нас немало раскрытых дел, в которых нам удавалось провести идентификацию на основании еще меньших признаков сходства.
– И сколько же признаков?
– Ну, в некоторых случаях девяти или десяти признаков достаточно в тех обстоятельствах, когда мы отвергаем возможность случайного дублирования.
– Но в данном деле таких обстоятельств не было?
– Нет.
– Так вы не считаете, что шести признаков сходства достаточно для того, чтобы доказать идентичность?
– Самих по себе недостаточно, конечно… Но ведь есть и другие доводы. Если учесть правдоподобие хотя бы шести признаков сходства в отпечатках пальцев (это допускается в случаях, когда невозможно добиться абсолютно четкого впечатления), учесть квитанции на аренду, выписанные на имя Дорри Эмблер, ключ от квартиры, обнаруженный в кошельке покойной, а также принять во внимание пол, возраст, фигуру, цвет волос, если объединить все слагаемые, можем определить очень большую математическую вероятность…
– Именно так, – сказал Мейсон. – Вы и располагаете большой математической вероятностью идентичности. И все-таки вы не можете свидетельствовать, что это тело принадлежало Дорри Эмблер.
– Да, не могу поклясться в этом, нет, сэр…
– Итак, вы говорите о математических вероятностях пола в числе прочих вещей, – сказал Мейсон. – Но только пол имел бы весьма слабую ценность как доказательство, не так ли?
– Что ж… да.
– Итак, сходство шести признаков при идентификации не может доказывать, что отпечатки пальцев были идентичными?
– Нет, я уже объяснил это. Тем не менее я могу с их помощью подтвердить вероятность. Идентичность этих двух признаков сходства должна дать нам, я бы сказал, примерно один шанс из пятидесяти, что тело не принадлежит Дорри Эмблер. А ключ от квартиры создает другой математический фактор. В Лос-Анджелесе сотни подобных домов. В доме с меблированными комнатами. о которых идет речь, десять этажей На каждом из них по тридцать квартир, и то, что именно ключ от квартиры девятьсот семь был при убитой, составляет один шанс из трехсот, а при умножении соотношения один к тремстам на пятьдесят мы получаем коэффициент один к пятнадцати тысячам и …
– Так, одну минуту, – вмешался Мейсон, энергично потерев виски. – Вас не назначали здесь экспертом-математиком, лейтенант Трэгг…
– Но я эксперт в области криминальных расследовании и в состоянии проделать простые магматические расчеты.
– Именно, именно, – насмешливо сказал Мейсон, – и вы запросто можете вывернуть свою абракадабру так, что в результате придете к совершенно астрономической цифре, которая отвечает вашим целям. Мы можем, например, взяться за это и таким образом: скажете, что существует только два пола (и поэтому тот факт, что обвиняемая – женщина, дает один шанс из двух), далее, существует только десятая часть взрослых женщин в рамках определенной возрастной группы, которых вы способны опознать (значит, вы получаете соотношение двадцать к одному за то, что это была особа, о которой идет речь); далее, из женщин данной возрастной группы лишь приблизительно одна из двадцати имеет такой цвет волос, так что вы можете перемножить все и получить коэффициент четыреста к одному…
– Ну это же нечестно, – перебил его лейтенант Трэгг. – Какое искажение фактов!
– Но мой прием продолжает ту же самую линию аргументации, которую вы используете, пытаясь вывести математическое правило вероятностей. Ну хорошо. Я ставлю перед вами вопрос в последний раз. Вы ведь не можете констатировать вне пределов разумных сомнений, что тело принадлежало Дорри Эмблер, или можете?
– Нет, не могу.
– Это все, – сказал Мейсон.
– А теперь я хотел бы вызвать еще одного свидетеля, это будет, леди и джентльмены, возможно, вне протокола, – объявил Гамильтон Бюргер. – Я вызываю Рози Честер.
Рози Честер, рыжеволосая, чувственная женщина с вульгарным ртом и настороженными глазами, вышла к столу и приняла присягу.
– Где вы проживаете? – спросил Гамильтон Бюргер.
– В настоящее время в окружном суде, – стрельнула она в зал густо подведенными глазами.
– Вы знакомы с обвиняемой?
– Да.
– Когда вы впервые увидели обвиняемую?
– Мы были соседками по камере в течение одной ночи.
– Благодаря этому стечению обстоятельств не говорили ли вы с обвиняемой о Дорри Эмблер?
– Да.
– И что же обвиняемая говорила о ней?
– Она сказала, что Дорри Эмблер никто и никогда больше не увидит.
– Было ли какое-нибудь продолжение этого разговора? – пожевал губами Бюргер.
– Я спросила, не беспокоит ли ее, что Дорри Эмблер может потребовать свою долю наследства, а она рассмеялась и сказала, что Дорри Эмблер никогда больше не появится и не потребует никакой доли…
– Было это до или после того, как было обнаружено тело?
– Думаю, тело уже обнаружили, но обвиняемая об этом не знала. Публично о находке еще не было объявлено.
– Перекрестный допрос, – бросил Гамильтон Бюргер.
– Вам предстоит суд по какому-то обвинению? – спросил Мейсон.
– Да.
– За что?
– За хранение марихуаны.
– Как только у вас состоялся этот разговор с обвиняемой, вы связались с прокурором, не так ли?
– Вскоре после этого.
– А как вы добрались до него?
– Он добрался до меня…
– О, – проницательно прищурился Мейсон, – выходит, вам сказали, что вас поместят в одну камеру с обвиняемой и надо попытаться вызвать ее на разговор, да?
– Что-то вроде этого.
– И вы попытались вызвать ее на разговор?
– Ну… Конечно, когда вы сидите вместе в камере под таким соусом, то не очень-то много тем для разговора, ну и…
– Вы пытались или не пытались вызвать ее на разговор?
– Ну… да.
– И вы стирались подвести ее к тому, чтобы заставить высказаться насчет предъявленного ей обвинения?
– Я пыталась вызвать ее на разговор, только и всего.
– Но согласно инструкциям, полученным вами от окружного прокурора?
– Да.
– А почему же это вы взяли на себя такой труд быть информатором у окружного прокурора?
– Он меня об этом попросил.
– И что же, чем же он собирался вас отблагодарить, если вы добьетесь успеха?
– Он ничего такого мне не говорил…
– Не давал никаких обещаний? Не вселял никаких надежд?
– Ни малейших.
– Итак, – спросил Мейсон, – как же он объяснил тот факт, что не в состоянии дать никаких обещаний?
– О, – вздохнула она, – он сказал, что, если подарит какие-то иллюзии, какие-то радужные надежды, это, мол, собьет мой психологический настрой, поэтому мне следовало просто довериться его чувству горячей благодарности…
– Это все, – сказал Мейсон, с улыбкой поворачиваясь к присяжным.
– Это все, – повторил побагровевший Гамильтон Бюргер.
– Суд объявляет перерыв до половины десятого завтрашнего утра, – поднялся, разминая ноги, судья Флинт. – В течение этой паузы обвиняемая будет водворена на место заключения, а присяжные не должны обсуждать между собой данное дело, и они не должны позволять, чтобы оно обсуждалось в их присутствии, равно как не положено составлять и выражать какое бы то ни было мнение по поводу виновности или невиновности обвиняемой…