Докурив сигарету, Дембель бросил окурок в лужу. Поднялся, протянул Ксюше руку.
— Ну что — вперед?
…В тот день Илья и Оксана искали безногого Митечку почти до вечера. Они побывали на всех точках, о которых рассказывал Ковалев.
Но, увы, поиски оказались тщетными.
Мити не было ни у Петропавловского собора, ни на паперти Екатерининской церкви, ни у входа на кладбище, ни у Колхозного рынка, ни на вокзалах.
Это могло означать или то, что цыган решил избавиться от опасного инвалида, продав либо обменяв его на другого «батрака», или то, что Дима заболел и временно выбыл из обоймы Яшиных попрошаек.
— Неужели мы его не найдем? — сокрушалась девушка, с трудом сдерживая слезы.
— Главное — не отчаиваться. Главное — искать, — без устали повторял Илья, хотя и сам постепенно утверждался в мысли: слова эти — не более чем самоуспокоение…
Глава 11
Небольшой стильный коттедж на окраине города в то ясное морозное январское утро выглядел настоящим сказочным домиком. Алела из-под снега черепичная крыша, чугунная решетка отбрасывала на подтаявшие сугробы неестественно огромные тени, плакали под пригревшим солнцем причудливые сталактиты сосулек…
В старых, любимых с детства сказках в таких вот домиках живет или добрая фея, или хороший волшебник, которых можно попросить исполнить самое заветное желание.
Но это впечатление было обманчивым. В коттедже под черепичной крышей, обнесенном чугунной решеткой, жил не волшебник и не фея, а обыкновенный человек — правда, в понимании многих, достаточно всемогущий. И Сникерс, сидевший в рабочем кабинете этого человека вот уже полтора часа кряду, очень надеялся, что он пойдет ему навстречу и исполнит его желание — самое заветное на момент беседы…
Сергей Гладилин встретил Жору довольно приветливо. Несколько ни к чему не обязывающих вопросов о текущих делах, предложение выпить с дороги чаю или чего-нибудь покрепче, ритуальная фраза «чувствуй себя как дома»…
Но на самом деле визит гостя удивил и насторожил Шашеля. По крайней мере, еще перед встречей Гладилин сделал для себя некоторые предварительные выводы, и теперь по мере продвижения беседы к кульминации все больше и больше убеждался в собственной правоте.
Сникерс напросился на разговор сам, подчеркнув при этом, что представляет не интересы Злого, а свои собственные (в противном случае Шашель не согласился бы на встречу с человеком заведомо младшим по рангу и положению). Стало быть, отношения с Васей у него не ахти — это раз.
Гость приехал один, без пацанов, а это значит, что разговор будет строго конфиденциальным. Да и слова о том, что Жора хочет предложить нечто конкретное, говорят о многом…
Сведя первое и второе воедино, нетрудно догадаться, какого рода будет это самое предложение: по всей вероятности, правая рука Васи Злобина намерена сдать своего благодетеля с потрохами.
Что ж, все правильно — предают только свои…
Сперва разговор не клеился. Сникерс чувствовал себя явно не в своей тарелке. Мял толстыми пальцами шнуровку куртки, нервно затягивался сигаретой, грыз заусеницы, ерзал в кресле. Но Шашель и не торопил его — если уж приехал сюда, то сам рано или поздно начнет…
И Жора начал — правда, голос его сперва звучал очень тускло.
— Такое дело, Сергей… — с полным осознанием своей роли просителя произнес он, потупив взор. — Я к тебе сам по себе приехал, Вася не при делах, у него в жизни свой интерес, у меня свой.
— Вот как? — деланно удивился хозяин. — А я думал, интересы у вас общие…
— Так-то оно так… Да не совсем. Злой-то уже не тот, каким мы все его знали.
— Вы же всегда вместе были. Чем он тебе разонравился? — насторожился Гладилин, еще раз убеждаясь, что не ошибся в своих предположениях относительно причины визита.
— Ну, как тебе сказать…
— Да уж говори как есть. — Казалось, хозяин совершенно не выказывает заинтересованности в разговоре, слушая собеседника лишь из вежливости.
— Понимаешь, — продолжил Сникерс отрепетированно, — когда мы начинали, то все равными были. Пусть еще бедными, не при деньгах, но равными. Все одним делом занимались. У нас были проблемы — Вася помогал. У Злого дела вкривь-вкось шли — мы на такие дела всем скопом наваливались и решали.
— Теперь, что ли, дела разными стали? — прищурился Шашель.
— Да нет…
— Так что?
— Да скурвился он! — неожиданно для Гладилина выпалил гость зло.
— Вот как? Жора… Ты за слова-то свои отвечаешь?
— Да, — твердо сказал Жора. — Отвечаю.
— И в чем эта скурвенность проявляется? — сочувственно продолжал Гладилин.
— Да во всем! — Перед мысленным взором Сникерса вновь появилось давешнее видение — прозрачно-голубые, словно налитые талой весенней водицей вурдалачьи глаза Васи, давящие, как хорошая могильная плита. И тут говорившего прорвало: — Нас всех ни в хрен не ставит! Денег не платит! Мы ведь у него типа как наемники, на зарплате сидим, так и ту не дает! Обещает одно, а делает другое! И вообще — всех, кто ему когда-нибудь помогал, через хер кидает! Кому он обязан тем, что теперь имеет? Кто его к власти привел? Родился таким крутым, что ли? А как с нами поступает, а? Вот, послушай…
Жора говорил быстро, горячо и сбивчиво. Доказывал праведность своих слов, живописал, называл имена и клички конкретных людей, которые Шашелю ровным счетом ни о чем не говорили, даже пытался анализировать некоторые слова и поступки Злого.
Было понятно: Жора исступленно бился за свое будущее. Он понимал — мосты сожжены и обратного пути нет. Понимал: не выгорит здесь и сейчас с Шашелем — все, кранты. Рано или поздно его предательство станет известно Васе, и тогда в лучшем случае — бегство и прозябание неизвестно где, а в худшем… дорожно-транспортное происшествие на пустынной трассе и секционный зал морга.
Он рассказал все, что только мог, и даже чуточку больше: и о планах Злобина выкупить «камволку» и спиртзавод, и о том, что Вася теперь лихорадочно собирает деньги, и о том, что собранный нал предстоит отмыть в какой-то столичной «прачечной»… И, естественно, о том, что все или почти все пацаны останутся без работы. Ведь добропорядочный бизнесмен, будучи на короткой ноге с городскими ментовскими и прокуроровскими начальниками, вряд ли потерпит, чтобы в городке все оставалось по-старому: примитивное вымогательство, «налоги на охрану», «местовые», наказание несговорчивых торгашей…
— Вот как? — Шашель сделал вид, что удивился, и это получилось у него очень естественно. Уронил зажигалку, наклонился, долго шарил ладонью по ковру и, подняв ее, поинтересовался: — И как же он без пацанов собирается дальше жить… На кого опираться будет?
— На ментов, а то на кого же еще! — заверил Сникерс. — Вон неделю назад заезжаю к нему домой, а он в карты играет. Слева — начальник ГОВД, справа — пидар какой-то длинноволосый, из мэрии, кажется. В натуре пидар, весь город об этом знает. Картина, бля, да и только: прямо друзья лучшие!
— А почему ты считаешь, что именно на ментов? — вкрадчиво спросил Шашель.
— Да потому, что менты ту же самую работу могут делать, что и мы… Только за зарплату, которую им все равно не платят.
Последний аргумент не мог не убедить Шашеля: кто-кто, а он, теневой хозяин точно такого же городка, прекрасно знал, что нищие милиционеры, если их как следует прикормить, способны на многое.
— Значит, все вы без работы останетесь? — подытожил Гладилин.
— Да…
Шашель вяло, точно рыба плавником, пошевелил татуированными пальцами и спросил на удивление ровно:
— А почему со всем этим ты приехал именно ко мне? Ты ведь знаешь: я в Васины дела не вникаю, он в мои тоже. Он — сам по себе, я — сам… Так почему?
Вопрос был задан прямо и требовал столь же прямого ответа. Сникерс понял: теперь никакая воля, никакое его хитроумие неспособно повлиять на его судьбу; дальнейшая Жорина жизнь зависела исключительно от возможностей и планов самого Гладилина. Согласится помочь — спасение. Не согласится — все, кранты.