Да, конечно, знает он дядю Митю. Такой же «батрак», как и он сам. Дядя Митя — хороший, даром что без ног. Да чего уж там — в Чечне воевал! А главное, он всегда его, Сашку, защищает. Несколько недель дядя Гриша, который себя за адъютанта Рокоссовского выдает, заставил его, Сашу, стирать свои вещи, так дядя Митя такое устроил! Запустил дяде Грише бутылкой в голову и пообещал: мол, еще раз узнаю, придушу тебя ночью подушкой; у безногих руки очень сильные. Хороший дядя Митя, ничего не скажешь… Да только продали его уже сегодня.
— Как продали?! — всплеснула руками девушка.
— Очень просто, — жадно затягиваясь сигаретой, пояснил Саша. — Приехали цыгане из Москвы, двое… Тоже нищими промышляют. Торговались с хозяином, торговались и продали. Семьсот долларов с инвалидной коляской и аккордеон в придачу. Я под дверью стоял, все слышал. Да и меня во время торга несколько раз вызывали: коляску с дядей Митей привезти, аккордеон подать, отвезти, за сигаретами сбегать… И еще двоих продали: дядю Аркадия и дядю Валеру. Но этих — другому цыгану.
— Где Димка теперь? — быстро спросил Илья.
— Пока в Новоселовке. Цыгане московские завтра уезжают.
— Во сколько?
— Не знаю, не говорили… Они сейчас бухают, проснутся, наверное, поздно.
— А приехали на чем?
— «Мерседес» белый… Рядом с домом стоит.
— Поня-атно. — Корнилов наморщил лоб, соображая. — Так, Сашка. О том, что ты с нами познакомился, — никому. Усек?
— Ага, — серьезно ответил пацанчик, и Илья понял: этот действительно никому ничего не скажет.
— И о сестре Димкиной, Ксюхе, тоже никому. Усек?
— Усек.
— Ты когда в Новоселовку собираешься?
— Да вот сейчас и хотел ехать…
— Короче, так, Ксюха, — выглянув на проезжую часть, высматривая автобус, сказал Илья. — Ты уж извини, домой самой добираться придется. Не смогу я тебя проводить.
— Ты… К Димочке?
— Ага. Вот с Сашкой и двинем. — Илья сунул руку во внутренний карман куртки, нащупал рукоятку конфискованного у Прокопа «ПМа» и продолжил: — Я вернусь часа через два… Может быть, позже.
— Может, ты и Димку с собой привезешь? — наивности Оксаны не было предела.
— Вряд ли. Пока надо осмотреться, так сказать, провести рекогносцировку на местности. Слышь, Сашка, собака во дворе есть?
— Есть.
— Большая?
— Да… И злая очень. Яша иногда ее на нас спускает, когда пьяный.
— Поня-атно.
В перспективе пустынной улицы показался автобус.
— Ну что, Ксюха, — Илья чмокнул девушку в щеку. — Пока. Ничего не бойся, ни о чем не думай. Все будет хорошо. Поехали, Сашка!
Илья вернулся из Новоселовки в половине третьего ночи, и по его виду девушка сразу же определила: он доволен поездкой.
— Ну, что там? — дрожа от напряжения, словно натянутая струна, спросила девушка.
— Сейчас, сейчас… Ксюха, чайник поставь, замерз что-то.
Пока Димина сестра ставила чайник, пока засыпала в граненый стакан заварку, Дембель неторопливо рассказывал об увиденном.
Да, все сходится, тот пацанчик не соврал: стоит рядом с цыганским домом белый «мерс» — старый, побитый, не иначе как с автокладбища. И присутствие гостей тоже налицо — перепились уже, орут, паскуды, свои гнусные песни, на всю Новоселовку слышно. Сашку побили — мол, чего так поздно.
— Вот негодяи! — поджала губы Оксана.
— Не то слово…
— А Димочку моего ты видел?
Илья улыбнулся — чуть заметно, уголками губ.
— Саша мне его окно показал. Правда, с собакой пришлось повозиться.
— Не покусала? — Налив в стаканы с заваркой кипятка, девушка прикрыла их блюдцами.
— Она больше никого не покусает. Хотела, правда… Пришлось пристрелить.
— Так ведь тот Яша завтра во двор выйдет, пса своего не увидит и…
— Ну и что? Стрелял я через глушитель. Одноразовый глушитель к «Макарову» можно самому за пять минут сделать: из картофелины, капустной кочерыжки… Не услышали. Выбежали бы во двор, если что. Короче, застрелил я ту псину, махнул через забор, собаку от цепи отстегнул, на улицу вытащил — и в мусорку. Пусть думают, что сорвалась и сбежала, пусть ищут.
— А Дима? — нетерпеливо перебила Оксана.
— Так вот: вернулся во двор, постучав к Димке в окно. К счастью, он еще спать не ложился.
— Как он? Нормально? Что говорили? Ты ему передал, что я тут?
— В двух словах, — вздохнул Илья, — времени у меня, сама понимаешь, в обрез было. Сказал главное: чтобы завтра вечером спать не ложился, меня ждал.
— Так ведь его уже купили! — напомнила девушка. — Его ведь завтра в Москву увезут!
— Не увезут его никуда. — Сняв запотевшее блюдечко со стакана, Корнилов помешал чай ложечкой.
— Как не увезут! Мальчик-то говорил…
— Потому что «мерс» у гостей сломался! Бывает же такая непруха!
— Почему сломался?
— Машина старая, всякое случиться может. Например — бензопровод прохудится. Есть там такие латунные трубочки под днищем. Прохудились трубочки, вот бензин весь и вытек на снег. Чего уж непонятней? А вот в Яшином сарае я очень интересную вещь нашел, — улыбнулся Илья и отхлебнул свежезаваренного чаю.
— Какую?
— «Девятка» там стоит, темно-вишневая. И знаешь чья? Того самого кривоносого бандита, Сникерса. Странная какая-то «девятка»: стекла скотчем крест-накрест заклеены, замочки на дверях — тоже…
— Что она там делает?
— Ну, Сникерс-то для цыган что-то вроде «крыши», — задумчиво проговорил Илья. — Знакомы, значит… Но как там эта тачка оказалась — ума не приложу. Ладно, Оксана, завтра тяжелый день. Постели мне здесь, на полу, спать пора.
Глава 23
Начальник местного ГОВД подполковник Олег Антонович Гаврилов чрезвычайно редко обращался к окружающим на «вы». Как человек значительный, он предпочитал говорить почти всем исключительно «ты», но и такое обращение имело множество оттенков.
Городскому прокурору он обычно говорил «ты, Станислав Захарьевич», своему заместителю — «ты, Алексеевич», какому-нибудь горотделовскому следаку или оперу — «ты, Иванов». А всем остальным, начиная от уборщиц в здании ГОВД и кончая задержанными и арестованными — просто «ты», безлично, потому что они давно уже утратили в глазах подполковника индивидуальность и растворились в великом понятии «народ».
Во всем городе было лишь несколько человек, к которым Олег Антонович обращался на «вы», подчеркнуто-вежливо: начальник местного управления ФСБ, мэр города, его заместитель и, конечно же, местный главбандит Василий Николаевич Злобин.
Но теперь, поглядывая на Жору Глинкина исподлобья, подполковник Гаврилов так и не смог определить, как же к нему обращаться.
С одной стороны, Сникерсу следовало, конечно, говорить «вы». Как ни крути — правая рука Злого. Глинкин нынче влиятельный бандюга, в авторитете. К тому же в беседе с начальником ГОВД он как бы олицетворяет собой отсутствующего Василия Николаевича.
Но с другой… Далеко еще этому кривоносому спортсмену с явными признаками черепно-мозговой травмы до Василия Николаевича. Сникерс силен, пока за его спиной стоит Злобин. А не станет, не дай бог, Васи — неизвестно, как все обернется…
Взглянув на собеседника, Олег Антонович решил: обращаться надо расплывчато, безлично, стараясь не говорить ни «ты», ни «вы».
Вот уже полчаса Сникерс, сидя в рабочем кабинете подполковника Гаврилова, подробно живописал события вчерашнего вечера. Так, мол, и так, прикатили в наш город бандюки из соседнего городка, в «Метрополе» остановились, чего-то не поделили меж собой, стрельбу устроили! Это же беспредел, в натуре беспредел, гражданин начальник! Мы-то все люди честные, спокойные, налоги исправно платим, а на налоги наши, между прочим, и ваша ментовская служба существует. Так что давайте, работайте, общественность в нашем лице ожидает от славных органов МВД решительных действий. Вася мне по телефону так и сказал…
— А где теперь Василий Николаевич? — осторожно перебил Гаврилов.