Все словно очнулись ото сна и недоуменно переглядывались – что это с ними случилось? К тому же оказалось, что пить больше нечего. Настроение упало, и все начали расходиться по домам, кроме студента-медика, который спал мертвецким сном в кухне, сидя на табуретке и уткнувшись носом в цветочный горшок.
– Дем, ну что такое на тебя находит? – спросила Лека.
Они шли по ночной улице. Снег мягко опускался на город, снежинки блестели синими гранями в свете фонарей и таяли на лице, оставляя мокрые слезинки. Всего неделя оставалась до Нового года. Лека очень любила этот праздник – такой домашний, пушистый, пахнущий елкой и мандаринами. Она вспомнила, что три последних года празднование Нового года превращалось в безобразные попойки, с мордобитиями и пьяными разборками. Девушка вздохнула и прижалась к Демиду. Он посмотрел ей прямо в глаза:
– Не знаю. Мне трудно находиться в местах, где много людей. Раньше было еще хуже, сейчас я как-то научился с этим справляться. И все равно, меня просто тошнит, когда я начинаю воспринимать чужие мысли. Они лезут в меня без спросу со всех сторон. Ну как, например, я могу нормально танцевать с какой-нибудь девушкой, да с той же твоей Динкой, если понимаю все, о чем она сейчас думает? Разговаривает, например, о кино, а сама мысленно залезает мне рукой в штаны...
– Ну и что? Разве тебе это не нравится? Остался бы с Динкой. Она от тебя в восторге. Разве плохая девчонка? Красивая такая!
– Ты красивее. – Демид провел пальцами по щеке девушки. – А что толку? Ты мне очень нравишься, я любуюсь тобой. И все равно не хочу тебя. Может быть, я уже и не человек вовсе? Снаружи вроде еще похож на мужика, а внутри уже все перестроилось? Отсохло за ненадобностью.
– Нет, ты человек, – сказала Лека. – Правда-правда. Я это чувствую. Странный мой человек.
– А ты-то что мучаешься? Столько парней вокруг тебя увивается. Найди себе кого-нибудь.
– Слушай, перестань толкать меня в чужую постель! В конце концов, это уже не смешно. Ты что, думаешь, у меня все на сексе завязано? Что я без него жить не могу? Да если б так было, я бы давно разрешила эту проблему для себя. Для меня гораздо важнее быть с тобой, видеть тебя каждый день, Демка. Знаю, знаю... Ты не любишь этих телячьих нежностей. Но я просто не могу себе представить, что я буду спать с кем-то другим, удовлетворять свои желания, а потом возвращаться к тебе. Тебе будет больно. Да-да, не притворяйся, что тебе все безразлично! Я тоже могу прочитать твои мысли. Теперь у меня это стало понемножку получаться. Поэтому я или буду только с тобой, или уйду совсем.
– Овен, типичный Овен, – произнес Дема. – Барашек бодливый. Ты ведь в апреле родилась?
– Ага. Слушай, Дем, а может, тебе к психотерапевту обратиться?
– Скажи уж сразу – к психиатру. И что же я ему скажу? Голоса в голове замучили? На женщин не тянет? Вспомни, как я вылечил тебя, Ленка. Какой психиатр смог бы так? И себя я мог бы исцелить не хуже, если бы была болезнь. Но ее нет. Нет!
– А что же есть?! Что тебя так мучает, Демид?
– Неопределенность. Я как марионетка на ниточках – подвешен между прошлым и будущим, болтаюсь и дергаюсь и мучаюсь от безделья. Я прекрасно знаю, каким я был, я помню, кажется, каждую минуту своей прошлой жизни. Иногда я ловлю себя на том, что часами сижу, погрузившись в воспоминания. Но все это ушло – таким я уже никогда не буду. Будущее? Я догадываюсь, что мне предстоит, я знаю, что эта жизнь не будет легкой, но это будет в сотню раз лучше, чем теперешнее тягостное безделье. Я завис в этом переходном состоянии, и мне страшно: а вдруг оно так и протянется всю жизнь? Я жду и не могу дождаться.
– Чего же ты ждешь?
– Может быть, какого-то знака? Взгляда? Бог знает. Ты же видишь – я не сижу сложа руки. Я ищу. Но пока не нахожу.
– У тебя есть какой-то враг?
– Враг? Может быть, и так. Одного своего врага я знал... Я же и убил его своими руками. А сейчас я только догадываюсь, что существует какое-то Зло, которому мне нужно противостоять. Хотя это как-то слишком неконкретно. Что за Зло еще такое? Черт его знает...