Горбунов, состоя на ответственной и, вероятно, неплохо оплачиваемой службе (приказчик), выступая с братом арендатором винокуренного заводика, был, похоже, не богат[569].
12 июля 1736 года столь же неожиданно, как и исчез, Горбунов объявился. Это произошло в Петербурге, в Комиссии, в послеполуденные часы, когда почти никого из членов присутствия на службе не было. Горбунов появился в подьяческой каморе, побыл там недолго и пошел было по своим делам[570]. Так бы, возможно, и ушел, если бы не был замечен советником Свеленгребелем, который приказал его задержать. Задержали.
Два дня спустя поверенный Никиты Демидова Иван Попов подал доношение. Горбунов в Комиссию хотя и пришел, писал он, но тайным образом, «уведав о себе публику» (объявление о поиске). Появившись в другой раз, хотел, «видя свою неправду», снова скрыться. Попов просил впредь держать Горбунова под караулом, если же отпускать, то на «добрые поруки».
Бумагу подал и Горбунов. Что разыскивается, он узнал из указов, направленных в Москву и Тулу. Свое отсутствие объяснил тем, что в прошлом году, в сентябре, по другому делу был послан от Кабинета в Тулу. По возвращении явился в Кабинет, подал доношение «о чем надлежало», теперь ждет указа. Он просил сообщить в Москву и Тулу, что явился, и, соответственно, о прекращении его поисков. Просил освободить его из-под караула без поруки, поскольку в столице «свойственников и знакомцов» не имеет.
Дело, как мы помним, остановилось некогда на том, что Горбунов предъявленный ему для ознакомления экстракт из дела читал и, не подписав, исчез. Теперь ему снова было предложено его подписать. В случае если не найдет, кто за него поручится, было решено оставить его под караулом[571].
Финал дела «Горбунов против Никиты Демидова» отражен в утвержденном императрицей 27 октября 1737 года решении Кабинета министров. В нем констатировано, что доказать дачу Демидовыми взяток барону Шафирову Горбунов не сумел и ему следовало бы «учинить наижесточайшее наказание, для чего он такую знатную персону тем оболгал». Было найдено основание и для смягчения участи: он действовал «хотя не ведая подлинно о самой истине, однако ж слышал от других». За то, однако, что «не разведав подлинно, в такое дело вступил», Горбунов высылался «на житье в Сибирь»[572].
Комиссия была оповещена об этом указом из Правительствующего Сената от 23 ноября. Получив, занялась отправкой Горбунова до Тобольска: искать солдат для сопровождения и оформлять предоставление подвод. К середине января следующего года подобрали одного: солдата Сибирского гарнизона
Енисейского полка, по-видимому, возвращавшегося из столицы. Ему выдали деньги, вручили указ для передачи в Сибирскую губернскую канцелярию[573].
Этим заканчивается история человека, вынесшего из демидовской избы частицу тщательно скрываемого в ней от постороннего взгляда сора. 12 рублей 54 копейки — вот сумма, которую он, жаждавший признания и награждения, получил на совместную с конвойным отнюдь не развлекательную поездку. С этого момента Горбунов исчезает из списка действующих лиц нашего повествования навсегда. Азартный игрок, он проиграл и сошел с круга.
Другие приговоры
Не избежали наказания и Самсонов с Копыловым, втянутые в историю с доносом о взятке. Приговор им определила упомянутая высочайшая апробация от 27 октября[574]. Поскольку ничего определенного добиться от них не удалось («в том сомнительном деле ни малого следа не сыскано»), более того, об этом «и по розыску (то есть с применением пыток. — И. Ю.) доискатца трудно, а люди перепорчены будут», было решено «тот розыск оставить, а за ложные их первые ответы канцеляриста Самсонова записать в салдаты, а с кузнеца Копылова взять в штраф двести рублев в оружейную сумму»[575]. Гуманность аргумента, обосновывающего отмену розыска — доискаться трудно, а люди «перепорчены будут», — на фоне жестокостей следственной практики той поры поразительная. Какие усилия и кому понадобилось предпринять, чтобы добиться такой снисходительности, остается только догадываться.